перепачканы кровью. Я искал Яну с тупым равнодушием. Я был уверен, что она умерла, и ее худенькое тело сейчас лежит в куче таких же рваных, изрезанных, исколотых тел на кафельном полу какого-нибудь морга.

Мужчина в комбинезоне догнал меня и схватил за руку.

– У вас шок! – заверял он меня, пятясь посадить меня на заплеванный асфальт.

– Я должен найти свою жену, – ответил я.

– Это невозможно! – со сдержанной настойчивостью и терпением произнес спасатель.

– Она может быть где-то здесь…

– Нет-нет! – крутил головой спасатель, и схватил меня второй рукой за воротник куртки. – Я вам приказываю сесть!

Он воспринимал меня, как собаку, которая мечется под ногами умных людей и мешает им. Я наотмашь дал ему пощечину.

– Я ищу свою жену, ублюдок! – крикнул я, хватая его за горло.

– Понимаю, понимаю, – сразу присмирел спасатель и закивал. – Здесь находятся раненые, а погибших складывают вот там, за автобусом…

Я оттолкнул спасателя от себя и пошел за автобус, где в жутком порядке (трупы мужского пола в одном ряду, а женского – в другом), на асфальте лежали погибшие. Их было так много, что уже не хватало места, и припаркованные со всех сторон машины "скорой помощи" начали отъезжать, расширяя площадку. Несколько полицейских сопровождали группу мужчин в штатском. Чиновники медленно шли вдоль рядов, с мертвенно-спокойными лицами рассматривая трупы. Это был какой-то фантасмагорический строевой смотр, и высокое начальство оценивало готовность подразделений к параду, к торжественному восхождению на небеса. Я пошел за штатскими. Полицейские подозрительно покосились на меня, но ничего не сказали. Наверное, они решили, что я тоже какой-нибудь государственный деятель.

На мужчин я не смотрел. Мой истерзанный взгляд скользил по телам женщин, и каждая из них словно прожигала мне глаза кислотой. На глаза наворачивались едкие слезы. Ноги слабели с каждым шагом. Я боялся упасть на асфальт, распластаться между остывающих тел. Высоко запрокинув голову, у моих ног лежала полная брюнетка. Спутавшиеся волосы налипли ей на лицо, но я все равно узнал несчастную. Это ее я вынес из вагона, а она сильно дрожала и повторяла: "Пожалуйста, пожалуйста…"

– Сколько? – негромко спросил штатский у полицейского.

– На данный момент сто шестьдесят погибших, господин министр, – склонив голову и прижав руки к бедрам, доложил полицейский.

Я дошел до конца женского ряда. В груди забилась надежда. Я душил ее, не давал ей жить. Повернувшись, просмотрел ряд еще раз. Здесь Яны не было. Даже если взрывной волной с нее сорвало пальто, даже если кровью залило лицо, я всё равно узнал бы ее.

Задыхаясь от волнения, от неудержимых слез, я прошел вдоль мужского ряда. На всякий случай. Надежду, как душевный взрыв, уже невозможно было приструнить. Она прыгала, орала, вопила в моей душе, играла с моим сердцем, как с мячом.

– Нет! – сказал я сам себе и потряс кулаком в воздухе. – Ее здесь нет!!

Я смотрел по сторонам, на небо, на свои кроссовки. Мое тело дрожало, выгибалось от сладкой боли. "Наверное, Яна жива, – осторожно предположил я, не смея окончательно уверовать в такое счастье. – Она ехала в другом вагоне. Шестой был слишком заполнен пассажирами, и она села в пятый или четвертый…"

Прочь отсюда, из этой мертвецкой! Яна не может быть здесь, она сама жизнь, она ее символ, ее картинка. Я устремился к выходу. Подземный тоннель был полон полицейских. Зачем они теперь нужны? К чему эта суета? Кто умер, тот уже умер, кто выжил, тот продолжает жить. Все пассажиры уже отсортированы, и полиция лишь вносит сумятицу.

Меня остановили, потребовали документы. Молодой полицейский медленно листал мой паспорт, время от времени поднимая на меня глаза. Он смотрел на меня так, словно я что-то украл у него.

– Что-нибудь не так? – спросил я у него.

– Вы себя в зеркало видели? – ответил он, возвращая мне паспорт.

Я долго отмывал лицо в муниципальной уборной, намыливал жидким мылом щеки, лоб и шею. В раковину, закручиваясь в спираль, стекала розовая вода, хотя мыло было зеленым. Труднее было вымыть кровь из-под ногтей. Я попросил у уборщика щетку.

– Увы, ничего нет! – развел руками уборщик. – Все щетки и швабры унесли наверх, отмывать платформу от крови.

Я кое-как застирал бурые пятна на рубашке, а потом прильнул губами к крану и долго пил горьковатую, пахнущую хлоркой воду.

Выйти с площади, примыкающей к станции, оказалось не так-то просто. Десятки полицейских машин перегородили все дорожки и выезды. Несколько раз меня останавливали, снова спрашивали паспорт, вводили данные в компьютер, запрашивали базу на предмет моего криминального прошлого. База выдавала отрицательный ответ, меня с явным сожалением отпускали, и я чувствовал спиной тяжелые взгляды. От несмолкаемого воя полицейских сирен мне становилось дурно, я затыкал уши и пытался унести ноги от этого котла, но меня останавливали, говорили, что здесь проход воспрещен, и показывали в другую сторону.

Я метался по площади, как загнанный в западню зверь. Мои нервы были на пределе. Как заговоренный, я шептал заветное имя и не знал, благодарить ли мне бога за его чудесный промысел, или же умолять его проявить милость к несчастной девушке и спасти ее. Я добрел до пустой, усыпанной бумажками остановки автобуса, и тотчас у меня в глазах потемнело, а в голове стало пусто и звонко, как внутри воздушного шарика. Я едва успел взяться рукой за опору, как ухнул в темноту забвения…

Глава тридцатая. Господи, дай сил!

Мне казалось, что мое сознание разбилось на тысячи мелких осколков, словно хрустальная ваза, и кто-то неряшливо смел осколки вместе с пылью, песком и прочим мусором на совок и высыпал все это мне в черепную коробку… Меня выводили из машины «скорой помощи» под руки два тщедушных санитара, и если меня вело влево, то они, смешно перебирая ногами, тоже сдвигались влево, а когда меня уводило вправо, они продолжали стойко держаться за меня, и было похоже, что мы втроем исполняем танец маленьких лебедей. Взрыв на станции остался в моей прохудившейся памяти в виде нескольких разрозненных сцен, я не мог определиться, что было раньше, что позже, и как давно этот кошмар случился. За мгновение до того, как меня завели в пропахшее лекарствами помещение, я посмотрел на небо и почувствовал на лице холодные дождевые капли.

– Лучше отпустите меня, – попросил я. – Я тяжелый, и если упаду, то поломаю вам все кости.

Санитары поверили мне, одновременно отпустили меня и отбежали на безопасное расстояние. Стеклянные дверные створки вовремя раздвинулись передо мной, и я беспрепятственно ввалился в приемное отделение.

Я