Я приблизился к двери маленькой комнаты, где жила Яна, протянул дрожащие пальцы к ручке и вдруг круто повернулся лицом к горе, к отливающему мокрым агатом кресту. "Господи! – взмолился я, неумело и суетно прикладывая пальцы ко лбу, к животу и плечам. – Дай мне сил выдержать твое испытание!"

И сразу же распахнул дверь.

Яна сидела лицом ко мне и, словно не узнавая, смотрела на меня холодным отчужденным взглядом.

Глава тридцать первая. Больно

Этот льдистый взгляд, похожий на струйку воздуха из кондиционера, не позволил мне с порога кинуться к девушке. Но какое счастье хлынуло на меня! Пытка временем закончилась, и тут я понял, что у меня совсем не осталось сил, и я едва держусь на ногах.

Я подошел к столу, на котором стояла чашка с остывшим чаем, залпом выпил и сел на кровать. Яна не оборачивалась. Только сейчас я понял, что она с напряженным вниманием смотрит телевизор. Шел репортаж об утреннем теракте. Корреспондент взахлеб рассказывал о полуротах сотнях погибших и пятистах раненных. Носились спасатели с носилками, медики с капельницами, пожарные. Камера показала крупным планом покореженные вагоны, окутанные клубами дыма, затем трупы, лежащие на насыпи железнодорожного полотна… Я смотрел на все это и не узнавал. На экране место трагедии выглядело совсем не страшным, солнечным, ярким, словно подготовленная пиротехниками съемочная площадка.

Я перевел взгляд на Яну. Руки ее были сжаты в кулаки и лежали на коленях. Шея напряжена, голова чуть подана вперед. Я рассматривал наполовину открытые широким воротом пуловера плечи, бледные нежные щеки и аккуратно уложенные волосы. Я искал самые ничтожные, едва заметные царапинки или ссадины, как ищет алиби для своего подзащитного опытный адвокат, твердо решивший выиграть процесс. Черная юбка была идеально чиста, на босых ногах блестели розовые, ухоженные ноготки. Сапожки на высоком каблуке стояли у двери в идеальном состоянии, словно на витрине обувного магазина.

Мне показалось, что у меня мертвеет лицо, что кожа стягивается, морщинится, словно на нее направили огненную струю паяльной лампы. Чувствуя, что начинаю задыхаться, я шагнул к окну и распахнул створки настежь, высунул голову под дождь… Что же это получается? Что происходит? Она там не была?.. Не хочу, не могу верить…

Тут Яна словно пришла в сознание и услышала, что в комнате кроме нее есть кто-то еще. Она обернулась, глядя на меня глазами, наполненными ожиданием какого-то грядущего кошмара, вскочила на ноги и, прижав руки к груди, воскликнула:

– Ну?! Говори же!! Что с ним?!

– С кем? – уточнил я.

– С Веллсом!!

– Ничего, – ответил я и пожал плечами.

– Где он?

– Должно быть, дома.

Лицо Яны расслабилось. Она бессильно опустила руки и медленно села на стул. Я не мог оторвать от нее своего пытливого взгляда и ждал, когда же она объяснится со мной. Но Яна, кажется, и не собиралась что-либо объяснять. Буря чувств клокотала во мне. Она меня обманула? Нет же, нет! Я не хочу принимать такой поворот событий! Воротит от этой поганой истории! Я переделаю сценарий, и будет так, как я хочу, чего жду от жизни, от Яны и самого себя!

Я шагнул к Яне, схватил ее за плечи, заставляя подняться.

– Яна, что случилось? – спросил я, заглядывая ей в глаза.

Она зажмурилась, стиснула губы и отрицательно покачала головой.

– Открой глаза. Посмотри на меня.

Она крутила головой. Слезы просачивались из-под опущенных век.

– Я не узнаю тебя, – продолжал я, едва ли не касаясь губами ее лица. – Вчера ты была другой. Почему, Яна? Ответь же мне!

– Вчера… – эхом отозвалась Яна.

– Да, вчера!

– Вчера я думала, что…

Она замолчала, глотая слезы.

– Что сегодня меня уже не будет в живых? – помог я ей докончить фразу.

Она открыла глаза, посмотрела на меня сквозь слезы с недоумением, которое, как мне показалось, сразу же развеялось и забылось. Легонько уперлась ладонями мне в грудь. Я освободил ее. Яна отошла от меня, не смея поднять влажные глаза. Ласково, как ребенку, она сказала:

– Вчера я думала, что уеду далеко-далеко. И мы никогда больше не увидимся. И потому можно было говорить разные милые глупости, и совершать поступки, за которые не пришлось бы на следующее утро краснеть. Но получилось так, что я никуда не уехала…

– Ты говоришь неправду, Яна.

– Почему же неправду? – произнесла она, бесцельно переставляя по столу предметы. – Я прощалась с тобой вчера навсегда. Я знала, что больше не увижу тебя.

– И только потому ты говорила, что любишь меня?

– Н-н-нет… Нет, вовсе не потому.

– Что же тебе мешает сейчас повторить эти слова?

Яна не сразу ответила:

– Не знаю… Я немного не в себе… – Она вскинула голову и посмотрела на экран телевизора. – А ты не знаешь, кто это… Полиция что говорит? Есть уже какие-нибудь версии?

В комнате стало уже слишком темно. Я зажег бра над кроватью. Яна прикрыла ладонью лицо и встала у окна, как бы прячась от меня за створкой. Она словно опасалась: если я увижу ее лицо, то пойму, что передо мной совсем другая девушка, которая выдает себя за Яну.

Мне вдруг стало жутко. Яна не поддавалась мне, я не мог ничего изменить. Действительность раскрывала мне такие стороны, какие я не мог увидеть даже в кошмарном сне.

– Ты хочешь чая? – шептала Яна, глядя на подоконник, на котором разбивались дождевые капли. – Потерпи немножко… Я должна собраться с мыслями. Все будто во сне, и я никак не могу проснуться… Мне приходится все начинать заново. Снова что-то говорить, воспринимать вещи, встраивать их в себя… Нет-нет, тебе этого не понять.

– Почему же! Я понимаю, что труднее всего встроить меня, – мрачным голосом сказал я и горько усмехнулся. – Ведь для меня уже нет места. Я приперся на банкет, а все стулья и тарелки заняты, и хозяйка краснеет и думает: "Принесла же тебя нелегкая!"

– Какой банкет? – растерянно произнесла Яна. – Ты о чем?

– Где арапчонок?

– Какой арапчонок?

– Который тебя охранял! Ты думала, что он больше не нужен? Что тебе уже не от кого защищаться?

– Я не понимаю…

– Все ты понимаешь! – громко и зло сказал я. – Все понимаешь! Кроме одного: как больно вот здесь! – Я постучал себя по груди. – И где ты научилась этому?

– Кирилл!

– Что, Яна?

– Ты можешь пока ни о чем не спрашивать, не мучить меня? Ты не представляешь, как мне тяжело!

– Еще бы! Такой прокол! Такая досадная неожиданность. Тебе приходится заново встраивать меня в твою жизнь…