Я не верю в случай. Я не верю в Бога. Я верю в цепь событий, в причинно-следственную связь. Я не верю в предназначение. Не верю в предсказания будущего. Как не верю и в то, что вещи просто случаются. Сила притяжения неслучайна. Вода закипает и испаряется неслучайно. Это не чистое совпадение и не доказательство божественной справедливости. Это объективная реальность.

У нас был учитель, который считал, что в основе всего способность газа взрываться. Он был идиотом. Какое отношение Большой взрыв имеет к тому, что я тогда достала оружие из сумки? Или к Аманде? Или к Себастиану?

Через пару минут или секунд, когда вся моя вселенная взлетела на воздух, а стрелка на часах продолжала неумолимо двигаться по кругу, я все еще была жива. Почему Себастиан не оставил Аманду в живых и не застрелил меня? Может ли Большой взрыв объяснить необъяснимое? Откуда тому учителю-идиоту знать правду?

В комнате стало тихо. Невероятно тихо. Себастиан лежал на полу. Я убила его, он был мертв. Но прижала его к себе, так близко, как могла. А Аманда умерла в одиночестве.

Я не видела, как Себастиан доставал оружие из сумки, но я видела его, когда он стрелял. Грохот от выстрела оглушил меня и ошарашил. Я смотрела, но не осознавала, что происходит. Второе ружье я подняла, потому что знала, что у меня нет выбора.

Я понимала, что Себастиан хочет умереть, и что я должна убить его прежде, чем он убьет меня. Я не видела, как попала в Аманду, но, увидев, что она мертва, поняла, что это я ее убила.

Самое главное в жизни – это любовь, говорят люди. Они все время это повторяют, некоторые даже верят, что это действительно так. Обвинитель сказала, что я сделала то, что сделала, из любви к Себастиану, что для меня не было ничего важнее любви к нему. Все остальное не имело для меня никакого значения. Но это не так. Потому что самое главное в жизни – это страх смерти. И по сравнению с ним любовь – это ничто. Когда ты знаешь, что сейчас умрешь, ты не думаешь о любви.

Я знаю, что должна объяснить, почему все это произошло. Сделать как Сандер – подогнать мои поступки под статьи в Уголовном кодексе. Должна рассказать: «Сначала случилось это, а потом это, и в итоге получилось вот это. Это не моя вина. Я невиновна». Или «Это моя вина. Я виновна». Но я не могу. Вы ненавидите меня за то, что произошло. Но я ненавижу себя еще сильнее за то, что не могу ничего объяснить. Но объяснения нет. В том, что произошло, нет никакого смысла.

Третья неделя судебного процесса, последний день

Ночью накануне последнего судебного заседания я стараюсь не заснуть. Ночью нет места для лжи. Наверно, все дело в тишине. Когда затихают птицы и небо становится совсем черным, приходят сны, а сны не подчиняются правилам, никто им не указ, они сами решают, что тебе сегодня приснится.

Воспоминания влетают в меня бесшумно, как стаи черных ворон, и попадают прямо внутрь. Позвоночник превращается в гравий, песок, пыль. Я не могу пошевелиться от усталости, не могу заснуть. Сон – не освобождение от боли, от нее нигде не скрыться, во сне я сталкиваюсь с правдой лицом к лицу.

Нет, я не планировала никого убивать. Я не желала смерти Деннису или Кристеру. Я желала смерти отцу Себастиана, но я не думала, что Себастиан решит его убить. Да, я убила Себастиана, и я сделала это намеренно, но об этом я жалею.

И я убила Аманду. Об этом я жалею больше всего на свете. Я готова была бы на все что угодно, лишь бы вернуть ее.

Когда мы ехали в школу, я не знала, что задумал Себастиан. Меня он в свои планы не посвящал. Самир говорил, что Себастиану я не нужна, но я ему не верила. Я считала, что нужна Себастиану, что он не может без меня жить. Но жестокая правда заключалась в том, что я была ему не нужна, даже убить себя он был в состоянии сам. Единственное, что придавало моему существованию смысл, это вера в то, что я нужна ему, но для Себастиана я была никем.

Говорят, что жизнь каждого бесценна. Но говорят это только люди с высшим образованием и хорошим воспитанием, и говорят исключительно из вежливости, потому что это неправда. На самом деле всем хорошо известно, что ценность человека зависит от многих факторов. Вот почему, если в Индонезии разбивается самолет, то никто об этом не знает. Но стоит на его борту оказаться одному шведу, как газеты тут же пестрят заголовками. Один потный шведский секс-турист важнее четырехсот индонезийцев.

Вот почему на первых полосах газет будут фотографии молодой красивой успешной женщины, погибшей в результате схода снежной лавины, и только небольшая заметка рядом с рекламой кинофильмов и операций по увеличению груди о том, что разведенного бездетного пенсионера с недержанием ограбили и убили.

Вот почему статьи о «Трагедии в Юрсхольме» всегда сопровождает фото Аманды, а не Денниса.

Только идиоты делают вид, что не имеет никакого значения, кто ты и что ты сделал. Человеческая ценность – это выдумка.

Человеческая ценность абсолютна, вечна и неизменна. Бла-бла-бла. Мы все равны. Жизнь Гитлера так же ценна, как и жизнь Матери Терезы. Но Себастиан знал правду. Он вырос в доме с собственным бассейном и с пляжем с белым песком, привезенным лодкой и самолетом с Французских берегов. Он с детства воображал себя богом, превосходящим всех и вся. Каждый день жизни Себастиана доказывал простую истину: он ценнее многих других. Власть денег гораздо легче поддается пониманию, чем философские выдумки об абсолютной ценности человека.

Но проблема Себастиана заключалась в том, что он также знал, что его ценность зависит от его отца. Без своего отца он был никем. Все учителя, которые разрешали ему опаздывать на уроки, родители, которые позволяли своим детям общаться с ним, охранники, пропускавшие его без очереди, все приятели, делавшие с ним фотографии, распускавшие о нем сплетни, все они делали это только ради его отца. Клаеса Фагермана.

И когда отец сказал, что больше не хочет его знать, что он ничтожество, когда пинал его ногами и плевал в него, Себастиан понимал, что это правда. Без Клаеса его жизнь ничто.

Один талант у Себастиана был. Он умел убивать. Умел охотиться. За умение обращаться с оружием он даже удостаивался похвалы.

Это я дала Самиру телефон Клаеса. Это я попросила Самира не звонить в полицию. Я. Может, я хотела отомстить Себастиану, может, хотела, чтобы Клаес увидел, что он вытворяет, потому что знала, что его наказанием будет страшным. Может, я просто боялась попасться на наркотиках. Но когда я шла на рассвете домой с туфлями на каблуках в одной руке и с потным мобильным телефоном в другой, телефон, которому скоро предстояло наполниться отчаянными смс, я знала, и Себастиан тоже знал, что я снова предала его. Вот почему он ничего мне не рассказал. Вот почему он спокойно мог застрелить и меня тоже.

По ночам мне кажется, что я похожа на безветренный день. Все внутри меня неподвижно и безмолвно. Кроме воспоминаний. И если вас интересует правда, то правда заключается в том, что я виновна.