– Да что там смотреть, товарищ командир?! Туман кругом, а скоро еще и стемнеет.

– Вот давай поспешим, пока не стемнело.

Для себя Влас уже решил, что к могиле Зверобоя с собой не возьмет, как только разведает дорогу, пойдет сам. Зверобой ему в его деле не помощник, а скорее помеха и ненужный свидетель. Что он тогда сказал? Безголовые с безрукими… Мужики с бабами…

Оборотней Влас не боялся, потому что не верил в их существование. Кто уж там напал на Зверобоя, какой такой зверь, не его дело. Есть у него дела и поважнее. Как будет с делами этими справляться, пока не ясно. Но нужно! Никто кроме него эту работу не сделает. Его это долг.

А с россказнями про оборотней, восставших мертвецов и странных зверей он потом разберется. Оборотней не существует, в этом он не сомневается, но что-то необычное вокруг Гремучего ручья творится. Чертовщина какая-то! Да и не только вокруг усадьбы, если уж начистоту. Но это потом, а пока нельзя отвлекаться от главного. Хоть и муторно, хоть и страшно. Но это его ноша, тут уж ничего не попишешь.

– Куда дальше? – Влас остановился, глянул на Зверобоя. – Долго еще?

– Близко. – Зверобой тоже встал. Как вкопанный. Ох, и не хотелось ему туда, куда Власа словно на аркане тянуло! – Вот по этой тропке. С одной стороны будет забор, а с другой овраг. Место вы увидите, мимо не пройдете. Склон там пологий, спускаться удобно и не особо глубоко. А на дне оврага, стало быть, она и есть – могила эта.

– Не хочешь со мной, Василий? – спросил Влас, уже заранее зная ответ.

– Был я там уже, товарищ командир. – Зверобой вытер выступившую на лбу испарину. – Давайте я тут на шухере постою, понаблюдаю! Если кто из фрицев решит в овраг спуститься, я совой три раза ухну. Вот так! – Он показал как. Получилось правдоподобно.

– На шухере, говоришь? – Влас усмехнулся этому воровскому словечку. Не стояли еще у него, следователя Власа Головина, на шухере. Не было в том надобности. Но сейчас все изменилось. Вполне возможно, что Зверобой ему тут пригодится больше. Да и не нужны свидетели для того дела, что он задумал. – Ну давай, Василий, постой на шухере. Только ухнуть не забудь, если что подозрительное увидишь.

– Обижаете, товарищ командир. – Зверобой тоже улыбнулся. Обрадовался, видать, что не нужно спускаться в овраг. – Вы сколько там планируете пробыть? – А во взгляде читался другой вопрос. Интересовало Ваську Зверобоя, зачем товарищ командир вообще прется в это гиблое место.

– Не знаю, – сказал Влас. – Не меньше часа.

– Да что ж там делать-то так долго среди этих мертвяков?!

– Хочешь узнать, пойдем со мной.

– Э, нет! Вы уж сами, товарищ командир, а я тут… на шухере.

На том и порешили. Зверобой остался в засаде, а Влас пошел вперед.

Туман уже наползал, стелился по земле, но доходил пока до колена. Власу казалось, что идет он не посуху, а бредет по колено в молочной речке. Вот и журчание это странное. Или не журчание, а гул? Не тот ли это звук, про который говорили Зверобой с Гриней? Раньше он ничего подобного не слышал. Или просто не обращал внимания?

Тропка вывела его к тому самому склону. Не обманул Зверобой: и склон пологий, и овраг неглубокий. А место укромное, хоть и поблизости от усадьбы. Если не знать, где искать, ничего и не найдешь. Влас вытащил из-за пояса саперную лопатку, поправил автомат и начал спуск. С каждым шагом становилось все муторнее, все тяжелее. И от едва уловимого сладковатого духа, что поднимался вверх от земли, и от того, что предстояло сделать. Тут, в овраге, еще кое-где до сих пор лежал снег, поэтому и запах был такой… терпимый. Но и туман тут был гуще, доходил уже до пояса, а не до колена. Поэтому Влас и не увидел, за что зацепился, из-за чего едва не упал. Сначала подумал, что какая-то коряга, а как присмотрелся, стало ясно, что не коряга, а обутая в армейский сапог нога, торчащая из-под земли.

И снова не обманул Зверобой. Могилу фрицы закидали небрежно, к своим собственным людям не проявили никакого уважения. Вот нога, вон рука… И копать особо не придется, зверье уже покопалось…

Сколько их там должно быть в этой братской могиле? По информации, полученной от Ефима, солдат в усадьбе было восемнадцать человек, еще два офицера, не считая фон Клейста. Итого уже двадцать. Бургомистр и свита – это, навскидку, еще дюжина. Получается, тридцать с небольшим.

Влас вздохнул, натянул на лицо шарф, взял в руки саперную лопатку. Действовать нужно аккуратно, но быстро, пока еще хоть что-то видно. Потому что включать фонарик в непосредственной близости от усадьбы опасно. Может заметить кто-нибудь из охраны.

Он работал быстро, сцепив зубы. Где лопаткой, где голыми руками. Он откопал их всех. Тридцать шесть человек. Все мертвее мертвых. Тридцать шесть мужчин и ни одной женщины. То ли от работы, то ли от чего-то еще в ушах зашумело. Курить захотелось просто невыносимо сильно! Влас уселся в стороне от разоренной могилы, сдернул с лица шарф, концами его вытер перепачканные в земле, дрожащие руки. Выбил из прихваченной у Грини пачки папиросу, сунул в рот.

Вот и сделано дело… Дело сделано, а результата нет. И расспросы тех, кто спасся из Гремучего ручья, ни к чему не привели. Они ничего не знали. Или молчали. По злому умыслу ли или из страха, еще предстояло выяснить. Ему еще многое предстояло выяснить. По перепачканной грязью щеке скатилась слеза. Влас зло стер ее тылом руки, сделал глубокую затяжку, такую, что аж засвербело в груди. Не знал он сейчас, радоваться ему или убиваться от того, что результата нет. Сердцем чувствовал, что хороших новостей для него нет и не будет. Но он же следователь, он не сердцем должен думать, а мозгами!

Вот сейчас докурит папиросу и подумает. Очень крепко подумает! Если потребуется, снова землю будет рыть. И в окрестностях усадьбы, и на территории. Потому что он должен знать! Потому что без правды как ему теперь жить?..

За спиной что-то хрустнуло в тот самый момент, когда непотушенный «бычок» полетел к ногам. Влас обернулся с той стремительностью, которую выработал в себе еще в молодые годы. В молодые годы выработал, а в зрелые не растерял.

Поначалу он подумал, что это Зверобой. Не усидел в засаде, решил проведать, как там товарищ командир. Фигурой и ростом похож, шапка меховая на голове. Раз шапка, значит, точно не фриц.

А потом человек шагнул к нему, и в одночасье стало ясно, что и не Зверобой это, и не человек…

Мужичок в грязной, залитой чем-то черным телогрейке, в сбившейся на затылок шапке-ушанке, с худыми запястьями, торчащими из коротких, не по росту, рукавов. Все это было бы нормальным, если бы не лицо. Лицо у мужичка было не-человеческое. И не нужно быть следователем с двадцатилетним стажем, чтобы это понять. Для того, чтобы это понять, достаточно вспомнить рассказ Зверобоя. К Власу приближался не человек, а восставший мертвец. Сам ли откопался или с его помощью, Влас не знал. Знал он только одно: вот это черноглазое, большеротое существо голодно. И голод его такого плана, что прямо сейчас нужно решать, что делать: уносить ноги или вступать в бой. Потому что секунда промедления – и будет поздно.