эмиссионное финансирование. Включение «печатного станка» для покрытия военных расходов неизбежно вело к общему повышению уровня цен. Рост цен, в условиях полного провала всех попыток милитаризации промышленности и мобилизации экономики, многократно катализировался взрывным ростом спекуляции. Этот факт констатировался «Комиссией по изучению современной дороговизны», которая была создана правительством уже в марте 1915 г. К февралю 1916 г. темпы роста цен достигли настолько угрожающих значений, что при своем вступлении в должность министра внутренних дел А. Хвостов ставил одной из своих главных задач борьбу с дороговизной[1346]. В том же феврале представители правых в Государственной думе, такие как Тарасов призывали предавать спекулянтов военному суду, а Марков 2-й — советовал их вешать[1347].

24 июня 1916 г. Николай II, по представительству Совета министров, утвердил создание «Особого комитета для борьбы с дороговизной»[1348]. 14 июля 1916 г. Особый комитет инициировал законопроект об уголовной ответственности торговцев и промышленников за повышение или понижение цен на предметы продовольствия или первой необходимости. Николай II утвердил это решение 8 сентября, написав на соответствующем Особом журнале Совета министров: «Согласен. Наконец!»[1349]. Однако с одной стороны было уже поздно, а с другой правительством, к этому времени, так и не было создано никакого всеобъемлющего мобилизационного механизма распределения, который бы смог заменить или ограничить торгово-спекулятивные отношения, и рост цен продолжился с новой силой.

Состояние российских финансов того времени наглядно отражает раскручивание петли гиперинфляции, которое началось с первой половины 1916 г., когда рост цен стал опережать увеличение денежных знаков. С этого времени не столько эмиссия Государственного банка, сколько ожидания роста цен и рост издержек стали диктовать темпы печатания денег. Инфляция спроса начала переходить в инфляцию предложения. Наглядно эту динамику передает график отношения темпов роста реальных цен к росту денежной массы (Гр. 6).

Инфляция предложения носит самоусиливающийся характер, и двигают ее, прежде всего, инфляционные ожидания: «Требование поправок на дороговизну со дня на день растут. Растут поэтому и выпуски бумажек…, — постулировал эту закономерность видный представитель либеральной деловой среды А. Бубликов, — и они все больше и больше теряют свою цену, причем падение идет геометрически ускоряющимся темпом»[1350].

Уже к концу 1916 г. индекс цен в России в 2–3 раза превышал аналогичный показатель у Англии, Франции и Германии. В этих условиях, в декабре 1916 г., министр финансов П. Барк запросился в отставку, но пока получил лишь двухмесячный отпуск[1351]. К этому времени аналогия развития событий в России и революционной Франции настолько бросалась в глаза, что сам П. Барк указывал на нее 25 января 1917 г., в своем выступлении на Петроградской конференции стран Антанты: цены в России поднялись в 4–5 раз, намного больше, чем в других воюющих странах, если курс рубля не будет поддержан, то «возможна катастрофа, как во время французской революции»[1352].

Гр. 6. Рост обращающихся денежных знаков и товарных цен, в разах, по отношению к 1-му полугодию 1914 г.[1353]

В целях сдерживания роста цен правительство решило ввести твердые цены на один из основных инфляционирующих факторов — хлеб: «ясно было, — комментировал этот шаг товарищ министра финансов Н. Покровский, — что вздорожание всех прочих предметов потребления — обуви, платья, спичек и т. п. — зависит прямо от повышения хлебных цен»[1354]. Решение об установлении твердых цен было принято в конце августа 1916 г. Общим собранием Съезда уполномоченных председателя Особого совещания по продовольственному делу. Решение было введено в действие постановлением министра земледелия А. Бобринского от 9 сентября 1916 г. за № 45 о введении твердых цен на хлеб и распространении их на частные сделки[1355]. «С этой минуты, — отмечает Н. Покровский, — свободная торговля хлебом была по существу своему прекращена»[1356].

Установление пониженных твердых цен на хлеб стало последней каплей, приведшей к «Хлебному бунту», ставшему триггером, спустившим в феврале 1917 г. лавину революции.

Казалось буржуазно-демократическая революция, в результате которой вся финансовая власть перешла в руки буржуазии, должна была переломить эти негативные тенденции. Однако, как отмечает историк П. Волобуев, все произошло прямо наоборот, «буржуазия вела себя как победитель и требовала от правительства соответствующих «лавров»: не обложения налогом военных прибылей, свободы эмиссии, неограниченного права приобретения недвижимости, облегчения порядка получения иностранной валюты»[1357].

И Временное правительство последовательно снимало все «недемократические» ограничения с рынка. В результате «темпы эмиссии за восемь месяцев работы Временного правительства оказались в 4 раза выше, чем при самодержавии»[1358]. Количество бумажных денег по сравнению с началом войны увеличилось к 1 ноября 1917 г. в 12 раз[1359].

Гр. 7. Эмиссия кредитных билетов царским и Временным правительствами (в млн. руб.)[1360]

Буржуазно-либеральные круги видели основную причину роста инфляции в непомерных требованиях повышения заработной платы рабочими: «особенно разрушительное влияние на промышленность оказали чудовищные требования повышения заработной платы, — указывал например, Деникин, — несообразованные ни с ценой жизни, ни с продуктивностью труда, ни с реальными платежными способностями предприятий, — требования, значительно превосходившие всякие сверхприбыли…»[1361]. «Жажда пролетариата улучшить свое материальное положение воспользовавшись для этого своей политической силой, — подтверждал С. Прокопович, — привела к дезорганизации экономического аппарата войны»[1362].

Действительно требования рабочих стали расти, но только с марта 1917 г. до этого, с начала войны, отмечал известный статистик Л. Кафенгауз, «большинство отраслей показывают систематическое понижение расходов на заработную плату до 1915 г. включительно…, систематическое падение удельного веса заработной платы связано с относительным ростом валовой прибыли в течение первого периода войны, когда рост прибыли от военных заказов еще не погашался обесцениванием денежной единицы… В 1916 г. наступает перелом, и в громадном большинстве отраслей удельный вес заработной платы заметно возрастает. Особенно резкий скачок показывают расходы на заработную плату в 1917 г. Этот перелом связан с расстройством состояния всего народного хозяйства и растущим его истощением, которое стало проявляться в резких формах, начиная с 1916 г.»[1363]

Лишь «в самом начале русской революции…, — подтверждал видный представитель деловой элиты, прогрессист А. Бубликов, — только начинали появляться требования прибавок и увеличения заработной платы»[1364]. И эти требования далеко не поспевали за запросами других классов и сословий общества. Основной порок Временного правительства, по словам А. Бубликова, заключался именно в «раздаче земных благ и обещаний» — «всеобщем подкупе» Временным правительством лояльности населения[1365]. Необходимость этого подкупа объяснялась тем, отмечал Р. Раупах, что «все воззвания, программы, резолюции — все это была лишь блестящая поверхность русской жизни. В толще ее было полное равнодушие ко