Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пример тому давали административные преобразования, которые Временное правительство начало с циркуляра 5 марта об устранении всех губернаторов и вице-губернаторов от исполнения обязанностей. И с началом революции «земства и города… усиленно «демократизировались», но, к сожалению, — отмечал А. Бубликов, — заполнялись при этом людьми, весьма мало пригодными для реальной работы, но зато весьма склонными к неудержимой раздаче земских и городских средств без всякого соображения с их доходным бюджетом»[1367]. «В городах демократизированные думы зачастую прибавляли себе больше, чем хотели сами «требовавшие»…, — отмечал уже комиссар Временного правительства А. Бубликов, — Городские самоуправления к осени были разорены все сплошь… Не только цена, но и количество чиновников растет в геометрической прогрессии…»[1368].
При этом взяточничество, по воспоминаниям секретаря последнего московского градоначальника В. Брянского, только усилилось: «после (февральской) революции взамен Полиции была учреждена Милиция, причем жалование последней было увеличено приблизительно в 4 раза… и на должности Участковых Комиссаров были назначены почти исключительно присяжные поверенные, (однако) взяточничество не только не прекратилось, но возросло пропорционально новым окладам»[1369].
Но главным источником роста цен население считало спекуляции и мошенничества торгово-промышленных кругов: «Виноваты, — утверждал даже либеральный московский обыватель, — сотни тысяч буржуев, живущих главным образом для себя, жены и детей и не задающихся более возвышенными и широкими перспективами»[1370]. Этот факт признавал и один из крупнейших их представителей П. Рябушинский: «чрезвычайно важным, очень печальным, но заслуженным фактом входит вполне ясно определившаяся ненависть широких кругов населения к купцам и промышленникам. Причиной ее служит непомерная дороговизна, спекуляция и т. д.»[1371]. Не случайно на выборах в Учредительное собрание, в ноябре 1917 г., по ведущему купеческому Московскому городскому округу торгово-промышленная группа получила всего 0,35 % голосов[1372].
Деньги обесценивались и страна переходила к натуральному товарообмену. Из обращения исчезли 100 и 1000 рублевые купюры, сумма вкладов в банках упала почти на ¾[1373]. Бегство капиталов за границу приняло массовый характер. 5 июня Министерство финансов было вынуждено запретить денежные переводы за границу без своего разрешения.
Обещание Временного правительства облегчить бремя налогов «более справедливым распределением их»[1374] не выполнялось. Повышение уровня налогообложения капиталистов всячески оттягивалось, а введение в действие принятых 12 июня 1917 г. под угрозой народного выступления трех налоговых законов (о единовременном налоге на доходы, о повышении ставок обложения по подоходному налогу и налоге на сверхприбыль), под мощным давлением буржуазных кругов было приостановлено. После этого население практически перестало платить налоги вообще[1375].
В августе 1917 г. Керенский, несмотря на обещание крупного американского займа, был вынужден обнародовать программу изоляции от мировой экономики, включавшую, прекращение конвертации рубля, запрет на вывоз иностранной валюты, отмену коммерческой и банковской тайны. Однако все эти меры проводились недостаточно решительно и запреты легко обходились, в частности через Харбин, и Финляндию…, или за счет вывоза золота. Министерство финансов в октябре отмечало недостаточность обычных таможенных мер для борьбы с этим злом[1376].
Английский посол в августе 1917 г. с тревогой докладывал в Лондон: «Я все еще надеюсь, что Россия выдержит, хотя препятствия на ее пути, как военного, так и промышленного и финансового характера внушают сильнейшие опасения. Вопрос о том, откуда она возьмет денег для продолжения войны и для уплаты процентов по государственным долгам, меня очень заботит, и нам вместе с американцами придется вскоре столкнуться с тем обстоятельством, что мы должны будем в весьма значительной степени финансировать ее, если мы желаем, чтобы она выдержала зимнюю кампанию»[1377]. Советник американского президента Э. Хауз, в свою очередь отмечал: «если денег не будет, он (Бахметьев, посол России в США) уверен, что правительство не протянет»[1378].
В августе 1917 г. Министерство иностранных дел сообщало: «На покрытие ожидаемого к концу этого года перерасхода у казначейства пока средств не имеется». О какой сумме шла речь? — «Принимая во внимание, что реализация различных займов и другие финансовые комбинации дали за 3 года войны 15 млрд руб., получение ныне этой же суммы в остающиеся 6 месяцев является задачей исключительной трудности». Министерство требовало у своих зарубежных представителей усилить поиск иностранных кредитов «не для одного лишь покрытия наших расходов по заграничным заказам, но и для удовлетворения потребностей внутри страны»[1379].
Несмотря на все полученные займы, покрыть такой дефицит Временному правительству не могло. «Остается еще одно мероприятие, — приходил к выводу министр финансов член ЦК кадетской партии А. Шингарев, — печатание кредитных билетов. Это средство чрезвычайно тяжелое для государства и применение его в больших размерах сулит большую опасность… Но безмерно растущие требования заставляют вновь и вновь прибегать к нему»[1380]. Министр труда М. Скобелев соглашался «нет более надежного и более верного источника, как все тот же злосчастный станок…»[1381].
Редкое единодушие объединяло в оценке причин и последствий развала финансовой системы страны таких непримиримых противников, как Шингарев, Деникин и Ленин. Последний, отражая это общее мнение отмечал: «Все признают, что выпуск бумажных денег является худшим видом принудительного займа, что он ухудшает положение сильнее всего именно рабочих, беднейшей части населения, что он является главным злом финансовой неурядицы»[1382].
К октябрю 1917 г. количество денег в обращении увеличилось почти в 10 раз по сравнению с довоенным годом, превысив 22 млрд рублей. Денежная эмиссия, к октябрю 1917 г., покрывала почти 80 % всех военных расходов (Таб. 9).
Таб. 9. Выпуск кредитных билетов (Кб) и военные расходы (Вр) в 1917 г. (в млн. руб.)[1383]
За три выпуска краткосрочных обязательств Временное правительство заняло 8,2 млрд руб. — в текущих ценах больше, чем за все 3 предыдущих года войны[1384]. В результате если сумма военных расходов за 8 месяцев 3–11.1917 по отношению к 3–11. 1916 гг. выросла в 1,4 раза, то эмиссия–4,3! «Наши выпуски бумажных денег самые большие во всем мире…, — указывал видный банковский статистик А. Гурьев, — (с начала войны) общее количество денег увеличилось во Франции на 100 %, в Германии — на 200 %, в Англии почти совсем не возросло, а у нас увеличение составляет 600 %»[1385].
«Четыре сменявшихся один за другим министра финансов не могли ничего сделать, чтобы вывести страну из финансового тупика, — отмечал ген. Деникин, — Ибо для этого нужно было или пробуждение чувства государственности в народной массе, или такая мудрая и сильная власть, которая нанесла бы сокрушительный удар гибельным, безгосударственным, эгоистичным стремлениям и той части буржуазии, которая строила свое благополучие на войне,