что мобилизовал организм. До такой степени, что не устояли закрытые двери фургона, легко им выбитые. Вывалившись на ходу и прокатившись по асфальту, хорошо чувствуя его плечами, локтями и коленями, Никлас вскочил на ноги одновременно срывая с головы повязку.

«Как-то неудачно получилось», — успел лишь подумать он, сквозь яркий свет фар увидев лобовое стекло микроавтобуса и удивленное лицо за ним.

Похоже, везли его сразу в несколько машин, колонной. И перед одной из машин сопровождения он сейчас и оказался, вывалившись из задних дверей фургона. Сразу после понимания этой неприятности последовал глухой удар и сознание — второй уже раз за короткий промежуток восприятия времени, погасло.

Только погасло оно очень странно — если в прошлый раз, у двери камеры, Никлас проваливался в темноту, то сейчас ухнул словно в пространство, заполненное ярким голубым всепоглощающим светом.

Глава 22

Май

«Зовите меня Флэш, что в переводе на русский означает Вспышка», — придумал Никлас несмешную шутку, когда понял, что очнулся снова и начал постепенно осознавать себя в мутной плавающей пелене беспамятства.

Органы чувств еще не работали полноценно, сознание вернулось еще не совсем, он словно находился на грани сна и яви, отстраненно вспоминая произошедшее. Пока сосредоточившись мыслями о том, что такое долгое однообразное заключение в узкой камере-пенале прервалось сразу двумя такими разными погружениями в беспамятство, и двумя однотипными пробуждениями. Дальше сосредотачиваться было непросто — сознание словно по крупицам собиралось, с трудом.

Постепенно, с большим трудом, Никлас выбирался из беспамятства, словно пытаясь вынырнуть из вязкой трясины. Но чувствовал, как все же получается понемногу прийти в себя. И по мере того как возвращались ощущения, ему становилось понятно, что обстоятельства пробуждения разные: в этот раз никакого обездвиживания, никаких едущих машин и повязок на голове. Кожей чувствуется чистое постельное белье, телу удобно на мягкой кровати, закрытые глаза ощущают мягкий и неяркий, свет. Комфортный свет — в отличие от состояния тела, как будто через камнедробилку пропущенного.

Полежав немного, слушая тишину вокруг, Никлас осторожно приоткрыл глаза и осмотрелся. Помещении погружено в полумрак, который разгоняет мягкий приглушенный свет ночника. Рядом заметно немалое количество медицинского оборудования, но это точно не палата. При этом и не обычная комната — не квартира, не номер гостиницы, не комната казармы. Помещение похоже на келью — вдруг пришел Никлас к неожиданному выводу.

Повернув голову в другую сторону, продолжая осматриваться, он увидел самое главное — на кресле возле кровати дремала Катрин. Лицо у ведьмы заметно осунувшееся, под глазами синяки усталости, скулы — и так широкие, высокие, сейчас очерчены гораздо более ярко чем обычно, подчеркнутые сильно впалыми щеками. Отчего еще больше выделяются чувственные губы — неестественно яркие, словно обветренные и с красными нитями трещин.

Что-то в облике спящей Катрин Никласа озадачило. Что-то было неправильно — не только ее болезненный и утомленный вид, а что-то такое, что совершенно выбивается из образа. Никлас смотрел на ведьму несколько секунд, но понять, что именно в Катрин изменилось, он не успел. Потому что запал усилия кончился, и он снова закрыл глаза, опуская голову обратно на подушку. А потом вдруг словно плотину прорвало, и он начал вспоминать, и — холодея от осознания, понимать, что после того его ударил идущий в колонне микроавтобус, он… В этом месте мысль оборвалась. Просто не было пока смелости идти дальше.

Он шагнул очень и очень далеко за грань человеческого, сформулировал наконец Никлас, даже про себя не в силах охарактеризовать случившееся словом «умер».

Воспоминания пришли сразу все, массивом, и сейчас Никлас постепенно двигался по картинкам памяти. Понимая, что в момент, когда его — выпрыгнувшего из машины, сбил едущий следом микроавтобус, человеческое сознание отключилось. Но воспоминания простирались дальше и дальше от этого момента, потому что с ним, похоже, произошло то же самое, что произошло с сестрой Катрин Кристиной Брандербергер, когда она упала с галереи и разбилась.

Смартмасса, инфицировавшая организм Никласа, перехватила контроль над его телом, и сейчас Никлас в оцепенении вспоминал, что делал «он» после «смерти» на дороге. Никаких чувств, эха эмоций, размышлений или переживаний с того момента не осталось — только картинки. Словно документальная хроника, снятая с преобладанием синего цвета и транслируемая на экране с большим количеством помех.

Никлас смотрел в воспоминаниях, как он покинул широкую дорогу дамбы, ведущей от южного берега Петербурга к Кронштадту. Далеко от берега не отъехали, так что после того, как он стал… особью смартмассы — признался сам себе Никлас, он сумел сбежать, прыгнув в темную свинцовую воду. Скрывшись в воде от преследователей, он после выбрался на берег и двинулся по лесам на запад. Вот только его нашли и догнали, причем довольно быстро.

Самое удивительное, что в картинках этих воспоминаний — когда погоня его настигла, фигурировали бойцы его команды. И не только — первым выследил его ведмедь, на котором, вот удивление, восседала ведьма-валькирия Татьяна Розанова.

Удивление, впрочем, у Никласа быстро прошло — когда он вспомнил, что именно Татьяна установила с ним незримую связь после ритуала клятвы. Похоже, только благодаря этой связи его в лесах и нашли. Валькирия его догнала, потом подошли и остальные ратники группы Бергера — схватив его и обездвижив.

Потом, после того как Никласа — вернее особь смартмассы, в которую он превратился, вывели из леса, в картинках воспоминаний появилась Катрин. Вместе с мельтешением, суетой, криками — беззвучных в картинках воспоминаний. Потом была какая-то деревня, кровать… А потом две ведьмы, Татьяна и Катрин, что-то делали с ним — Никлас наблюдал мелькание голых женских тел перед взором, чувствовал пробивающееся ощущение жара, вместе с которым из картинок памяти постепенно уходило преобладание синего, а воспоминания приобретали теплоту цвета. Потом, вроде бы, появилось еще несколько ведьм — лиц не различить, лишь смазанные образы белых волос перед взором.

Здесь уже у Никласа картинки воспоминаний смазывались, превращаясь в мутную вереницу нераспознаваемых образов. В попытке понять и вспомнить что было дальше напрягся так, что голова загудела — заболев с такой силой, что казалось вот-вот и расколется. Последний ясный образ — лицо Катрин и ее горячий, очень горячий в ощущениях воспоминаний поцелуй. Обжигающий даже, Никлас даже ощутил фантомную боль — он, противясь целующей его ведьме, кричал так, словно ему в рот обжигающе-горячую воду заливали.

Здесь уже воспоминания совсем смешались. Но продираясь постепенно через мутные образы и вспоминая вернувшиеся отголоски чувств и эмоций, Никлас вдруг понял, что Катрин каким-то образом сумела вдохнуть в