Василий взмахнул веслами. Лодка стала быстро удаляться от берега. Она миновала спокойные воды, вышла на быстрину и, все увеличивая скорость, пошла по светлой дорожке фарватера.

Егор Матвеевич стоял на берегу и смотрел ей вслед. Сначала он видел каждый взмах весел Василия, видел даже всплески капель, падающих с широких весел, потом лодка превратилась в темное пятнышко, в зыбкую тень и наконец совсем растаяла в лунной обманчивой дали.

3

На рассвете третьего дня после приезда в Могзон Лукин и Никита с котомками за плечами вышли из крохотного в два окна домика, стоящего на самой окраине станционного поселка, и сразу свернули в лес.

Легкий безветренный мороз бодрил, пласт снега в лесу был еще не глубок, и путники шли быстро.

В Могзоне Лукин собрал все сведения об отряде Полунина, но где именно находится отряд — разведать не мог. Говорили, что недавно в долине реки Ингоды был бой японцев с партизанами, что бой этот для партизан окончился неудачей и они отошли куда-то к лесам, но куда — никто не знал.

Предполагая, что партизаны сейчас где-нибудь в верховьях Ингоды, Лукин решил пересечь Яблоневый хребет лесом — дороги были небезопасны. На каждом шагу можно было ожидать встречи с каким-нибудь казачьим или японским разъездом.

Лукин шел впереди, Никита за ним в нескольких шагах. Лес становился все гуще и угрюмее. Белая пелена снега под деревьями не была тронута ни одним человеческим следом — видимо, охотники редко забредали сюда в эти тревожные дни.

И Никита и Лукин шли молча. Никита прислушивался к каждому лесному звуку и беспокойно оглядывался по сторонам. Ему казалось, что Лукин плохо знает дорогу, потерял запорошенные снегом тропы и идет наугад, петляя по лесу.

Солнца не было. Тяжелые рыхлые облака нависали над самыми вершинами белых деревьев.

«Где север? Где юг? — думал Никита, поглядывая на шагающего впереди Лукина. — Не сбились ли мы? Где тот проселок, который мы должны пересечь?..»

Белый лес простирался во все концы, однообразный и угрюмый, совсем такой же, как в начале пути.

«Петляем, — думал Никита. — Хоть бы солнце…»

Время тянулось медленно, и Никита не знал, сколько часов они идут по лесу — два или пять.

Но вдруг лес поредел, расступился и впереди обозначился неясный просвет.

— Дорога, — сказал Лукин.

Где-то свистнула синица и замолчала.

Лукин прислушался.

— Как будто тихо?

— Тихо… — сказал Никита.

— Теперь не задерживайся… Как бы не наскочить…

Они прошли несколько шагов, и перед ними открылась укатанная дорога с бесконечными следами от полозьев саней.

— Бежим, — сказал Лукин.

Они перебежали дорогу и укрылись в мелком ельнике.

Кругом снег был испещрен царапинами птичьих следов. В густых еловых зарослях пищали синицы.

Никита смотрел на острые птичьи следы, и они казались ему какими-то замысловатыми таинственными надписями.

— Переждем маленько и пойдем, — сказал Лукин. — Дорогу миновали, теперь, должно быть, недалеко, к вечеру доберемся.

В лесу было тихо. Небо прояснилось, и солнце, опускаясь к закату, осветило белые вершины деревьев.

— Пойдем, — сказал Лукин.

Они пробрались ельником, пересекли какую-то прогалину с тремя высокими соснами, и вдруг впереди лес снова расступился и снова обозначился просвет.

— Дорога, — шепотом сказал Никита.

— Дорога позади осталась… Ничего не понимаю… — проговорил Лукин, вглядываясь в просвет.

Они вышли на опушку и впереди увидели действительно дорогу. До нее метров на полтораста тянулась мелкая еловая поросль. Из снега зелеными крестиками торчали вершинки крохотных елочек, и среди них возвышались черные обгорелые пни. И от елочек, и от пней на чистый снег ложились голубоватые тени.

— Влево мы слишком взяли, на ту же дорогу вышли, — сказал Лукин. — Сколько раз здесь проходил, а сбился… Вон как зима все меняет — не узнаешь…

Он огляделся по сторонам, но вдруг нахмурился, и взгляд его остановился на крутом, уходящем в лес изгибе дороги.

— Ты что? — шепотом спросил Никита.

— Едет кто-то…

Никита насторожился и услышал едва внятное позвякивание стремян. Потом в лесу за изгибом дороги фыркнула лошадь.

Лукин за рукав потянул Никиту назад в ельник.

Они спрятались в густых зарослях и притаились.

Сквозь узкий просвет в ветвях елок Никита смотрел на желтоватую полосу дороги и не мог оторвать от нее глаз. Еловые иглы кололи ему лицо, за ворот с потревоженных ветвей сыпался снег. Однако он не замечал ни уколов игл, ни снега. Все его внимание было приковано к дороге. Он не замечал даже Лукина, который, пригнувшись, стоял рядом, в двух шагах от него.

Все явственнее и громче слышалось позвякивание стремян, потом заскрипел снег под копытами лошадей, и Никита увидел выехавших на дорогу всадников.

Их было трое. В огромных барсучьих папахах и в длинных бекешах, полами покрывающих не только седла, но и ноги ниже колен, всадники ехали в ряд, держа низкорослых мохнатых коней голова к голове.

Все трое были вооружены драгунскими винтовками и казацкими шашками без эфесов. На голых рукоятках шашек болтались черные нагайки.

Никита еще не успел проводить всадников взглядом, как снова раздался скрип снега и на дорогу выехал конный отряд человек в двадцать пять.

Впереди на гнедом коме, подбоченясь, ехал офицер. И ножны шашки его, и острая лука седла, и черная ременная портупея — все было покрыто кавказскими украшениями из чеканного серебра с чернением. Смуглолицый, с плоским