– Я очень обиделась, когда ты убежал в прошлый раз! – призналась Тоня.

– Я же – солдат!

– Немецкий.

– Немецкий. Моя синяя шинель – мой крест… – Опустил голову. – Я даже рук вверх не поднимал, когда стал пленным. Сдалась разгромленная дивизия… нас собрали, как скот. Погнали, как скот, и очутился я за колючей проволокой…

Налил вина:

– Тоня, за счастье!

– А счастье с твоей шинелью согласно?

– Помоги. Помоги мне! Я хочу, чтоб счастье было нашим.

Рюмки снова зазвенели, но в звонах была тревога, что-то очень острое.

Тоня положила на тарелку Ростовского кусок пирога и себе, полоску.

– Люблю клюкву.

– Пирог замечательный. Я такого вкуса еще не знал.

– А почему ты служишь, если твое сердце тоскует по другой жизни?

– Приказ за номером 270. Кто сдался – враг, семья попавшего в плен – враги. Ростов под немцами, а если будет у наших, наши арестуют мою маму, мою сестру. Ведь я – предатель.

– Этот твой приказ – сам враг русского народа! – грозно сдвинула брови Тоня. – Война без плена не бывает. Наши войска отступали целых полгода. В плену миллионы советских людей. Их всех в тюрьму посадить надо? Посадить того, кто, отступая, бился насмерть?

Тоня взяла бутылку и сама разлила вино.

– Володя, за победу!

Ростовский встал, снял с себя френч.

– Теперь можно. За победу!

Он подошел к девушке, чуть обнял, а поцеловал – ой как!

– Я не знаю, чем бы мог помочь тебе, твоим, нашим?

– Есть один человек, он ищет возможность достать пропуск в Черный Поток, в Ясенок.

– Прифронтовая сторона. Такой пропуск может стать ловушкой для смельчака. Ты хорошо знаешь этих людей?

– Хорошо.

– Им нужна система оборонительной линии?

– Не знаю.

У Тони сердце катилось из груди куда-то вниз, в пятки.

– Я добуду велосипеды.

– Одного хватит.

– Одному прокатиться не получится. Нужно искать два велосипеда, ему и мне.

У Тони глаза просияли.

– Ты тоже поедешь?

– С немцами надо говорить по-немецки, особенно в прифронтовой полосе.

Пришла Шура с Тамарой:

– Простите! Полицаи по домам ходят.

Ростовский застегнул мундир на все пуговицы. В горницу ввалились два полицая.

– Эй, хозяйка! – И осеклись при виде легионера в офицерской форме.

– Что вам надо? – спросил Ростовский по-немецки. – Вы – мародеры? Захотели под расстрел?!

Полицаи шарахнулись прочь из дома.

– И мне пора, – Ростовский взял Тоню за руку, поцеловал. – Какого роста твой знакомый?

– Выше меня, но пониже тебя. Он – школьник. Ему бы в десятом учиться…

– Наше катание возможно в воскресенье. В пятницу ты меня познакомишь с будущим другом.

В тот же день Лясоцкая отправила донесение в отряд:

«Ростовский развязал язык. В плену он находится с первых дней войны. Был в лагере для русских пленных. Испытал все ужасы холода, голод, бесчеловечное отношение, смерть товарищей. Был морально сломлен, дал согласие служить у врага. Теперь опомнился, проклинает себя за малодушие. Мучает совесть, спрашивает, что он может сделать, чтобы искупить вину. Изучаем его возможности и его связи. Ждем дополнительных указаний. Непобежденная».

Мария Михайловна пожила на заставе – сплошь госбезопасность. Знала, какой язык они понимают. Кто он, Золотухин? Сержант НКВД. Теперь лейтенант, может, старший лейтенант?

Велосипедами переводчик майора Фогеля обзавелся в роте связи, где служили легионеры. Здесь же раздобыл комплект обмундирования. Пропуска Ростовскому устроил ефрейтор Курт. Все получилось.

Воскресная «прогулка» прошла без происшествий. Немцы «связистов» не останавливали.

По дороге в Черный Поток Алеша и Ростовский не разговаривали, педали крутили. На обратной дороге тоже не хотели удачу спугнуть, помалкивали, но перед Людиновом пришлось им юркнуть в дубовую рощу – пропустили колонну машин.

– Сколько тебе лет? – спросил Ростовский Алешу.

– Шестнадцать. Я – мартовский. Весенний. Ростовский головой покачал:

– Смелые вы ребята… Черный Поток – вторая линия обороны.

Алеша глянул в глаза Ростовскому. Ничего не сказал. Из отряда был приказ использовать легионера втемную.

– Я хочу быть с вами. Возникнет во мне нужда, всё, что в моих силах, сделаю.

Алеша улыбнулся:

– Простите, я – моложе вас! – Извинился за то, что руку легионеру подал первым.

На следующий день в отряд ушло донесение Орла:

«Ростовский много сделал в проведении разведки, а главное, вел себя смело и мужественно. Разрешите использовать его и в дальнейшем».

От прогулки на велосипедах по укреплениям врага, под взглядами тех, кто хранит тайну, военную тайну, – впечатлений хватило бы на всю жизнь.

Но уже на другой день связник Петр Суровцев и Рыбкин с Щербаковым принесли Шумавцову две сумки с минами.

Алеша был на работе. Бабушке оставили. Бабушка показала ребятам место, где сумку поставить. Под лавкой, на которой ведро с водой стоит.

Подарок из леса был драгоценный. Не мины, а чудо. Плоская коробочка, магнитная. Сунул под кабину и пошел себе. Англичане такие мины придумали, поделились с союзниками.

Лесная посылка пришла ко времени.

Бенкендорф снова спрятал склады с боеприпасами на заводе. Машины каждый день везли ящики со снарядами в сторону Черного Потока.

Когда Алеша шел на смену, машины в очередь выезжали из ворот. Выбрал предпоследнюю, часы поставил на сорок минут.

Отыскал в цеху Сашу Цурилина. Давно не привлекал парня к своим делам. Попросил:

– Незаметно считай, сколько грузовиков уходит с завода и сколько возвращается.

Четыре мины дал Апатьевым:

– Ставьте на машины, груженные снарядами, по одной мине в день. Стрелки на часах отводите минут на сорок, на час, чтоб машины погибали далеко от Людинова.

Партизаны как раз тоже развернули минную войну против карателей. Теряя солдат, немцы приостановили атаки на партизанские леса. На разминирование лесов искали охотников среди полицаев.

Изумив Бенкендорфа, к нему явился старший следователь Дмитрий Иванов, просил отправить туда, где горячее всего, – на мины.

Бенкендорфа расчетливый патриотизм молодого русского растрогал. Ничего нет предосудительного в том, что юноша нацелен на высокие должности в будущем. Карьеризм, за который можно заплатить жизнью, – это не кумовство. Это – путь героев. Путь рыцарей.