И Митька, пройдя краткое обучение, снимал с мин взрыватели. А где опасность была велика, устраивал взрывы, загоняя на минное поле скотину. Но что особенно важно для будущего роста, пустил на разминированное поле деревенских, причем – стариков.

И никто не погиб.

Бенкендорф предполагал и такой расклад: Иванов мог прогнать бабушек и дедушек по свободному от мин месту. И это – замечательно. Хвала русской сметке!

Немцы подбили над городом советский бомбардировщик. Самолет взорвался в лесу.

От Золотухина пришел приказ Шумавцову: найти батареи зениток. По звуку выстрелов было понятно – зенитки где-то в районе Кировской улицы. Здесь немцы не стали пилить деревья. Здесь место гористое.

В разведку пришлось посылать Тоню и Шуру. На горках место ягодное, и самая пора земляники. Тоня набрала полное лукошко, Шура – половину, но она-то и усмотрела две зенитные батареи.

Развернулись домой и увидели перед собой двух немцев с автоматами. Один из часовых свистком вызвал офицера.

Появился лейтенант. Тоня и Шура смотрели на него во все глаза. Красивый, юный.

– Мы – свои! – по-немецки сказала Тоня. – Мы из Людинова. Это земляника. Возьмите. Пожалуйста! Вы – воин.

Протянула лукошко офицеру. Шура свое – солдатам.

Офицер лукошко взял. Улыбнулся. Сделал знак рукою часовым: отпустите. Девушки уходили, оглядываясь на прекрасного рыцаря. Лейтенант поднял лукошко.

– Хорошо! – указал рукой на землю. – Сюда – нихт![16]

Девушки испуганно, дружно кивали головами, припустили бегом.

Уцелели. А в отряд ушло донесение: «Победа и Отважная сообщили, что западнее Кировских улиц, 1500–1700 метров по северному склону, в лесу обнаружены две зенитные батареи с расчетами, замаскированные ветвями. Ориентиры: от станции Ломпадь прямо на север 1500–1600 метров. От западной окраины склона 1400–1500 метров. 23. VI. 42. Орел».

Бомбить сразу зенитчиков не стали, чтоб подозрение на девушек не пало. Через неделю уничтожили.

А Тоня и Шура сходили по ягоды и в районе Мальцовского моста. В этой стороне ахала какая-то большая пушка. Снаряды, наверное, к ней подвозили. Промежутки между выстрелами длились по нескольку минут.

Сестры и здесь напоролись на часового. Солдат отобрал ягоды, показал дулом автомата, что будет с красавицами в следующий раз. А Орел доложил о разведке девочек в штаб: «Северо-восточнее станции Ломпадь – 1200 метров и юго-западнее Мальцовского моста – 800 метров находится дальнобойное орудие».

Это орудие, бившее по тылам 16-й армии, через несколько ночей уничтожил ночной бомбардировщик.

Июнь, принесший столько побед боевой дружине Шумавцова, подходил к концу. Отец Викторин, принимая на исповедь Марию Лясоцкую, сообщил ей:

– Мои прихожане приметили: в деревне Агеевке скопление машин и мотоциклов. Очень много солдат.

Шумавцов, выслушав Марию Михайловну, решил:

– Не будем затягивать. Пока сделаем запрос в отряд, пока придет разрешение на разведку, немцы могут из Агеевки уйти. Счастье Тони и Шуры испытывать раз за разом – тоже не следует. Это я беру на себя.

Уже на следующий день проверял провода на столбах на дороге в сторону Агеевки. Движение и впрямь было здесь большое и какое-то беспечное даже.

Углядел стадо. Вот и прикрытие разведке!

В воскресенье с Сашей Лясоцким они пристроились к пастуху.

– Мы – заводские, на природе хочется погулять, а тут – пропуска, проверки…

Угостили старика самогонкой. На закуску у ребят было сало. Подпаскам, двум мальчикам, дали галет и по кусочку сахара. Попросили разрешения коров попасти. Уж очень дело интересное. Подпаски поучили Сашу и Алешу кнутом щелкать.

Разведчики подогнали стадо ближе к деревне. Удивились:

– Вроде немцы по улице голые ходят!

– В штанах! – сказали подпаски.

– Но ведь без формы.

– Они у нас от войны отдыхают! У нас в Агеевке хорошо. У нас – сады, пасека. Теперь как раз липа цветет. Запах сладкий.

Саша Лясоцкий залез на дерево.

Сверху был виден большой дом, поставленный под пологом леса. Спрятанные под деревьями грузовики.

– Хорошо устроились, – согласился с Сашей Шумавцов. В штаб он доложил: «Разведка в Агеевку установила, что в деревне располагается большое количество отдыхающих фронтовиков с техникой. Солдаты ведут себя беспечно, раздеваются, без оружия. Для бомбежки объект удобен. В прилегающем к деревне лесу замаскировано много машин. Разведка обозрела только юго-западную часть деревни».

И уж через два дня – от Орла ушло еще одно донесение:

«В Агеевке наши авиаторы нанесли значительный урон оккупантам. Более сотни разных машин уничтожены или повреждены, десятки солдат и офицеров были убиты, более пятидесяти доставлены в лазарет».

Июль 1942 года – время великого противостояния. У немцев все еще превосходство в танках, самолетах, орудиях, численности войск. И всюду – победы. Сдалась 2-я Ударная армия Власова. На службу к немцам перешел любимец Сталина генерал Власов, а так как по приказу Иосифа Виссарионовича все, сдававшиеся в плен, подлежали расстрелу, то появились власовцы. Тысячи русских солдат, ставших довеском к войскам Гитлера.

Потерпели поражение красноармейцы Брянского фронта, вновь созданного Воронежского, фронтов Южного, Юго-Западного.

Группа немецких армий «А», усиленная 4-й танковой, двинулась на Кавказ. Шестая армия генерал-полковника Паулюса – на Сталинград. У Паулюса 18 дивизий, 740 танков, 1200 самолетов, 7500 орудий и минометов. Наши армии, 62-я и 64-я, имели 360 танков, 337 самолетов, артиллерии было больше – 7900 единиц. Но уступали в живой силе. У немцев 250 тысяч солдат, у наших – 187.

Немецкие войска пошли в наступление и в районе города Людинова. Удары следовали по Кирову, по Фаянсовой. Наши войска упирались, но отступали.

Командование 10-й армии обратилось за помощью к партизанам. Штабу нужно было знать, велики ли резервы у немцев в районе наступления. Наступление ли это или всего лишь отвлекающий удар?

Спасать Россию пошли Тоня и Шура. Разведчиц в дорогу готовила Мария Михайловна.

В июле в Людинове жилось голодно. Огороды еще не кормили, зимние запасы иссякли.

Немцы позволяли менять одежду на еду. У Хотеевых для мены нашлось Зинино платье, она теперь санитарка в отряде, да оставшиеся от отца, умершего перед войной, галстук и рубашка.

Мария Михайловна пошла к батюшке Викторину.

Полина Антоновна Людиново обшивала, а вот свой гардероб был у нее невелик. Предложила платьица Нины, из которых та выросла.