Пердомо, голова которого теперь работала со скоростью тысяча оборотов в минуту, не хотел делиться информацией с Эленой — особенно теперь за ужином, — так как хорошо запомнил, что в любом симфоническом оркестре тромбоны и тубы сидят рядом. К тому же в их первую встречу Элена сказала ему, что она и Георгий играют вместе не только в оркестре, но и в джаз-банде, название которого не сохранилось в его памяти. Наконец — и это самое главное — нельзя забывать о том, какой несдержанной может быть эта женщина — с другой стороны, это к ней и привлекает — в ситуации, требующей сохранения тайны. Любым неосторожным замечанием Элена может вызвать подозрения у Георгия, и тот сбежит еще до того, как его успеют допросить. Вместе с тем Пердомо вовсе не хотел валять дурака перед умной девушкой, притворяясь, будто он задает вопросы из чистого любопытства, и решил сыграть в открытую:

— Я не могу раскрывать информацию, Элена, но все, что ты сумеешь сообщить по этому вопросу, поможет следствию.

Тромбонистка, довольная тем, что, разгадав намерения Пердомо, овладела ситуацией, улыбнулась и начала рассказывать с большей непринужденностью:

— Насколько мне известно, из всех музыкантов оркестра только мы с Георгием пользуемся «Гартманом». Иногда мы у него репетируем, и вот однажды я увидела флакон на полочке у него в ванной. Я немного надушилась для пробы и пришла в восторг. Вот так я открыла этот одеколон.

Тем временем Грегорио, которого этот разговор, по-видимому, совершенно не интересовал, уплетал битки со стремительностью, которой не могли похвастать его сотрапезники. В другое время подобный приступ прожорливости был бы незамедлительно пресечен его отцом, но все пять чувств инспектора были обращены на того, кто, по счастливой случайности, превратился в подозреваемого номер один, и вопиющая распущенность сына осталась без внимания.

— А что за человек этот Георгий? — спросил Пердомо. Увидев, с какой непосредственностью девушка отвечала на вопросы, он снял с нее все подозрения.

— Он просто одержим… — начала объяснять Элена, но, заметив улыбку Грегорио, уточнила: — Я имею в виду — не сексом, а работой. Он, как говорится, трудоголик. И это при том, что музыканты, особенно джазисты, как правило, ведут богемный образ жизни. Георгий совсем не такой. Мы знакомы почти два года, но я ни разу не видела его без дела. Я думаю, это у него в генах. Он пошел в своих предков. Георгий — Wolgadeutsche, поволжский немец.

— Немец? Я думал, Роскофф русская фамилия.

— Нет, он немец, его семья происходит из старинного герцогства Гессен на востоке Рейнской области. Ты знаешь историю поволжских немцев? Что ж, я тоже не знала, — пояснила она, когда он отрицательно покачал головой, — пока мне ее не рассказал сам Георгий. Екатерина Великая, которая была немкой, пригласила своих соотечественников поселиться в России, на берегах Волги. Она посулила им златые горы: свободу вероисповедания, освобождение от воинской повинности, самоуправление, право говорить на своем языке и иметь свои школы. Короче, все, чтобы они юридически и этнически могли чувствовать себя немцами, пусть и живущими в России.

Грегорио, который справился с ужином гораздо быстрее своих сотрапезников, спросил отца, можно ли ему сходить за мороженым, но тот велел подождать, пока они не кончат. Элена вступилась за Грегорио, и отцу пришлось сдаться — скорее для того, чтобы доставить ей удовольствие.

— Все обещания, которые дала царица поволжским немцам, были выполнены, — продолжала Элена, — но это означало, что им пришлось стать крестьянами. Понимаешь? Туда прибыли люди разных профессий: аптекари, врачи, адвокаты, инженеры, учителя, сапожники, кузнецы, пекари и, разумеется, крестьяне. Но лишь немногим посчастливилось работать по своей специальности; вдобавок их заставили присягнуть на верность императрице и запретили покидать Поволжье. Поволжские немцы внезапно осознали, что будут жить лишь для того, чтобы работать! Многие поколения крестьян умирали, не подозревая о том, что передадут Георгию свое отношение к жизни: ни минуты праздности!

Быстро разделавшись с мороженым, Грегорио собрался идти спать, но отец напомнил, что они забыли о главном — показать скрипку. Мальчик принес инструмент, и, когда он положил его на руки Элене, та не могла удержаться от смеха.

— Полная катастрофа! — вынесла она свой приговор. — Что произошло с этой несчастной скрипкой? Лобовое столкновение с виолончелью? Даже и не думайте ее чинить, не имеет смысла, особенно такую дешевую. Если Грегорио захочет, я помогу ему купить новую скрипку. Сегодня чехи делают превосходные скрипки, которые стоят в два раза дешевле, чем у остальных производителей.

— У тебя очень умный сын, — сказала тромбонистка, как только Грегорио ушел с остатками скрипки.

— Да, иногда я думаю, что даже слишком, — согласился инспектор. — Могу я задать тебе личный вопрос? — спросил он, возвращаясь к волновавшей его теме. — Между тобой и Георгием было что-нибудь?

Казалось, вопрос позабавил Элену.

— Нет, и я никогда не видела его с девушкой. Он всегда повторял, что развлекаться очень скучно. Хотя я подозреваю, что он работает так много для того, чтобы когда-нибудь перестать работать. Он знает, что образ жизни, который он ведет, губителен для здоровья. На днях мне пришлось отвести его к кардиологу. Сейчас ему делают анализы.

— С каких пор он пользуется этим одеколоном?

— Не думаю, что он когда-то пользовался другим. Мне кажется, он для него что-то вроде отличительного знака. Понимаешь, немецкий одеколон как напоминание о своих корнях, потому что бедняга уже не понимает, кто он и откуда.

— Что ты хочешь сказать?

— Хотя его семья навсегда осталась в России, она поменяла место жительства и поселилась в Петербурге, потому что отец Георгия играл на трубе, а Петербург очень музыкальный город. Ты никогда не слышал о сюите Мусоргского «Картинки с выставки»?

— Что-то припоминаю, — соврал полицейский.

— Она посвящена другому поволжскому немцу, жившему в Санкт-Петербурге, — Виктору Александровичу Гартману. Он был русским архитектором и художником, близким другом Мусоргского. На выставке, давшей название сюите, экспонировались его работы.

— Его звали Гартман? Как одеколон?

— Именно. Одеколон назвали в честь художника.

— То есть ты думаешь, что Георгий пользуется этим одеколоном, названным в честь поволжского немца, чтобы напоминать себе, откуда его предки?

— Георгий совершенно запутался. Его семья родом из Гессена сначала обосновалась в Саратове, крупнейшем городе на юге России, сам он родился в Петербурге, последние десять лет провел в Москве, а теперь живет в Испании.

После ужина Элена сразу же начала собирать тарелки, вызвав энергичный протест со стороны хозяина. Но тромбонистка и слышать не хотела об «уборщице, которая займется этим завтра», и заявила, что терпеть не может грязных тарелок на столе, так что в конце концов они с Пердомо оказались на кухне и принялись загружать посудомоечную машину.