Грегорио показалось очень странным, что Рескальо вдруг явился к нему без всякого предупреждения, и он решил еще раз удостовериться, что это он, поглядев в дверной глазок. Перед ним действительно предстало лицо виолончелиста, искаженное линзой в форме рыбьего глаза. Рескальо, догадавшись, что его рассматривают, дважды помахал рукой.

Открыв дверь, Грегорио сразу же заподозрил неладное — в правой руке итальянец сжимал ножницы, те самые, которыми он несколько дней назад перерезал торчавшие на его виолончели струны.

— Бери свой паспорт, мы отправляемся в путешествие, — приказал он тоном, от которого у Грегорио все внутри похолодело.

Рескальо затолкал мальчика в квартиру, тихо затворил дверь и запер ее на задвижку и цепочку. Грегорио увидел, что кроме виолончели, висевшей за спиной итальянца на двух лямках, как рюкзак, в свободной руке у него была скрипка в футляре. Чтобы избавиться от охватившего его страха, Грегорио пошутил:

— А это что за скрипка? Ты принес ее мне в подарок?

Итальянец улыбнулся, положил футляр на стол и, не сказав ни слова, влепил ему пощечину. Хотя на щеке Грегорио отпечатались пальцы музыканта, он ощутил скорее возмущение, чем боль, однако, повинуясь инстинкту самосохранения, ничем не выдал ярости, охватывавшей его в подобные моменты.

— Я пришел не для того, чтобы заниматься ерундой, — сухо проговорил итальянец. Он по-прежнему не повышал голоса, и это еще больше пугало мальчика. — Немедленно отыщи свой паспорт, иначе, клянусь, тебе будет очень-очень плохо.

Рескальо не понадобилось размахивать перед лицом мальчика ножницами, чтобы тот догадался, каким образом словесные угрозы воплотятся в жизнь. Любой объективный наблюдатель счел бы ответ Грегорио в подобных обстоятельствах актом мужества.

— Я не знаю, где он.

Мальчик подозревал, что, если он не выполнит приказания Рескальо, скоро у него возникнут серьезные проблемы, но что он мог поделать? Он говорил правду. Два месяца назад его отец в рекордные сроки получил для него паспорт — благодаря своим связям в Главном полицейском управлении, — для так и не состоявшейся поездки в Нью-Йорк, и мальчик даже не знал, находится документ дома или до сих пор лежит в ящике отцовского письменного стола на работе.

Грегорио держал руки наготове, чтобы защититься от второй пощечины, но вместо того, чтобы влепить ему следующую оплеуху, Рескальо заговорил более приветливым тоном:

— Успокойся. Принеси свою скрипку.

Мальчик, мгновенно подчинившись, протянул ему инструмент.

— Думаешь, я храню свой паспорт в скрипке?

Но вместо ответа итальянец схватил инструмент за гриф и, несколько раз ударив им по стулу, разбил вдребезги.

— Ах ты сукин сын! — крикнул Грегорио, чувствуя, как от гнева и бессилия у него выступают слезы. — Эту скрипку мне недавно купил отец!

— Грегорио, я не хочу причинить тебе вред, — предупредил его Рескальо тем же ледяным тоном, что и вначале. — Но если ты не будешь меня слушаться, я поступлю с твоим домом так же, как поступил со скрипкой. Или еще лучше, я предам его огню. Ты хочешь этого? Чтобы я сжег твой дом? Чтобы все, что здесь есть, отправилось в геенну огненную? Посмотрим, — произнес он, перебирая вещи, стоявшие на серванте. — Что здесь у нас? Приз аквалангиста? — Рескальо взял в руки безобразную латунную скульптуру на увесистом мраморном пьедестале, изображавшую ныряльщика под волнистой поверхностью моря. Разумеется, на нашей планете встречаются и более уродливые вещи, но от этой волосы вставали дыбом даже при сравнении с изображениями Тайной вечери, продающимися на китайских рынках.

— «Хуана Сарасате. Первый приз в соревновании ныряльщиков. Шарм-эль-Шейх», — громко прочел Рескальо надпись на пьедестале. — Надо же, мамаша, оказывается, чемпионка по нырянию! Просто зависть берет! Это она? — спросил он, вернув приз на место и взяв в руки фотографию матери Грегорио, сидевшей на борту надувной лодки «Зодиак» в акваланге и неопреновом костюме и улыбавшейся в камеру перед тем, как погрузиться в море.

— Оставь в покое мою мать, козел! — На этот раз Грегорио не смог сдержаться и бросился на Рескальо, чтобы вырвать у него снимок.

Тот ограничился тем, что поднял фотографию вверх и оттолкнул Грегорио свободной рукой.

— Оставь в покое мою мать! — снова крикнул мальчик.

Ответом ему был ледяной взгляд виолончелиста, приказавшего не менее ледяным голосом:

— Немедленно неси сюда паспорт, или я превращу в золу все, что осталось от твоей матери! У тебя есть три секунды. Раз…

Так как мальчик не двинулся с места и, кажется, начал прикидывать, насколько серьезны угрозы итальянца, тот, ни на секунду не теряя самообладания, швырнул на пол фотографию матери Грегорио и принялся топтать ее ногами. Прежде чем мальчик успел отреагировать, он схватил его за волосы и начал таскать его за них то вверх, то вниз, так что Грегорио, чтобы не упасть, пришлось опуститься на колени.

— Два… — продолжал неумолимый отсчет итальянец.

Мальчик заметил расплывающееся пятно у себя на брюках, но сумел овладеть собой и крикнул:

— У меня есть удостоверение личности! Мы можем путешествовать с удостоверением личности!

— Три! Ты сам этого хотел, — сухо сказал Рескальо и, дернув его в последний раз за волосы, повалил на пол.

— Почему не годится удостоверение? — спросил Грегорио, сдержав готовый вырваться всхлип.

— Оно не годится, потому что ты будешь гарантировать мне безопасность до Токио, а чтобы поехать в Японию, нужен паспорт.

Грегорио беспомощно смотрел на него, не зная, что сказать своему обидчику.

— Найди его, и, когда мы прилетим в аэропорт Нарита, я тебя отпущу.

Мальчик не решался подняться на ноги, опасаясь, что итальянец снова схватит его за волосы, но, кажется, тому в голову пришла новая мысль, потому что он приказал Грегорио встать и подвести его к телефону.

— Ты хочешь, чтобы я кому-то позвонил?

— Ты? Нет, это я позвоню твоему отцу, чтобы он сказал мне, где лежит документ, который нам очень нужен. Набери его номер!

Мальчик подчинился, и, как только он набрал номер, Рескальо вырвал у него трубку.

— Если скажешь хоть слово, ты об этом пожалеешь.

Прошло полминуты, но на другом конце провода никто не отвечал. Однако Рескальо, казалось, ничто не могло вывести из себя.

— Надеюсь, что ты по глупости не дал мне неправильный номер. Назови мне номер отцовского мобильника. На этот раз набирать буду я.

Мальчик выполнил его пожелание, однако и на этот раз инспектор Пердомо не ответил. Тогда Рескальо, повесив трубку, спросил:

— Есть еще какой-нибудь номер, по которому можно его найти?

— Отец работает в полицейском управлении, но сейчас его направили в другое подразделение, и я не знаю, какой там телефон.