Кирилл пожал плечами, ответив, что Нелли он знал очень плохо:

– Она сразу улетела в Грецию, и я не видел ее с тех пор. Мне показалось, что Андрей специально спрятал жену максимально далеко от всех. Я знаю, опять же совершенно случайно, просто услышал их разговор по телефону, что у нее была небольшая квартирка в Праге. И что она постоянно путешествовала. Андрей говорил, что для ее работы нужно подтверждать образование, и Нелли делала это в каждой стране, где она работала. Он так и говорил, что у его жены дипломов гораздо больше, чем было у всей семьи Андрея. Но я знаю, что она путешествовала по Уралу. Без меня.

– То есть с ней вы не общались? – уточнил Гуров.

– Общался, но так. Поверхностно.

Первый звоночек. Ярцев явно соврал. И запнулся. Но тут же надел обратно маску показного дружелюбия и заверил оперативника в том, что готов помочь во всем. Когда он повторил это в третий раз за время разговора, Гуров понял, что Ярцев врет. И то, что он говорит, можно делить на два. Проверить все равно будет сложно.

На всякий случай Лев уточнил, не знает ли Кирилл о тех, кто мог бы желать Казинидисам смерти, и тут его снова поджидал сюрприз. Потому что Ярцев еще раз и крайне настойчиво повторил, что Андрей полностью расплатился со всеми и по всем долгам. Не только со своими российскими кредиторами, но и с иностранными.

– Ну а как же долг в казну? Бриллианты Гохрана?

– Конечно, я не присутствовал по время передачи или перевода денег. Но уже одно то, что его выпустили на свободу, потом позволили выехать из страны и пустили обратно, свидетельствует о том, что он больше не был никому ничего должен.

– Или с него нечего было больше взять.

– Если человек умный и смог провернуть несколько афер такого уровня, то с него всегда будет что взять, – чуть кривовато усмехнулся Ярцев, потом подумал немного и добавил: – Возможно, к нему были вопросы у спецслужб, но не знаю.

– Последний вопрос, вы не знаете, были ли у Казинидисов дети?

– Были. Двое, – машинально ответил Ярцев, он уже настроился на завершение разговора, и этот ответ вылетел у него раньше, чем директор завода успел схватить себя за язык, – но я с ними незнаком и не видел их.

Лев Иванович задумался. Он уже закончил разговор с Ярцевым и смотрел в окно, барабаня пальцами по столешнице. Слишком уж положительный получается образ мошенника. Хотел помочь родной стране, отсидел срок, а потом, неожиданно, вернул все долги. Да еще и утверждал, что помогал действующей в то время власти. Может быть, именно по-этому его так сравнительно быстро и отпустили?

Не вязалось. Не отпустили бы. Тут было что-то еще. Еще и жена, которая держалась в тени и которую убили спустя почти тридцать лет таким способом, оставив ее в месте, где все намекало на старое дело. И двое детей?

– А если мы копаем не там, – предположил он вслух, когда вернулся Крячко и устало опустился в кресло.

– Ты о чем?

– Мы проверяем врагов Андрея и жизнь Нелли. А что, если наоборот? У нее были враги, которые решили убрать ее и, возможно, угрожают жизни мужа? – развил свою мысль Лев Иванович и добавил: – Очень интересная дамочка у нас вырисовывается. Подтверждала во всех странах свое образование, вся такая творческая и талантливая, держалась в тени мужа. А в бриллиантах, похоже, разбиралась лучше нашего Остапа Бендера.

– Промышленный шпионаж, например, – озвучил догадку Станислав и на удивленный взгляд Гурова добавил: – Это до сих пор крайне популярная тема. Если Нелли приносила пользу, то именно поэтому могли не особо трепать Андрея и крайне быстро отстать от их семьи. Ты знал, что разведчиков для сбора данных у нас готовили не только в МГИМО, но и в Плехановском?

Лев Иванович кивнул и постучал себя пальцем по уху:

– Одним ухом. Левым, на паре дел. Правое как раз после этой пары дел плохо слышит.

Крячко кивнул:

– Ну, учитывая, какое дорогое дело эта экономическая разведка, то странно, что левое ухо у тебя вообще еще на месте. Как и все остальные части тела.

– Что по Капибаре?

– Тишина. Мои люди вышли на него напрямую, телефон он после этого скинул. Нет ничего, что мы могли бы привязать к нему, потому что личность не установлена. И нет ни одного внятного свидетельства, как выглядит этот самый Капибара. Я прошелся по своим знакомым в самых разных кругах и собрал все самые интересные сплетни.

– Обожаю сплетни, – улыбнулся Гуров.

– Кто же их не обожает. Капибара наемник. Прекрасно говорит по-русски, но гражданство у него не российское. И он действительно сейчас воюет. По свидетельствам одних очень благочестивых граждан, он серб. По свидетельствам других, кореец.

– Какое расовое разнообразие. И понятное дело, воюет не на нашей стороне.

– Само собой. Покопался в старых делах, просто интереса ради, пока ты там у нас изучал прекрасное и погружался в искусство. В общем, линия по взрыву у нас дохлая. В целом есть восемнадцать очень точных точечных, если можно так сказать, взрывов за последние пять лет. Все они приписываются Капибаре. Саперы уже узнают его стиль, но никаких следов и никакой возможности на него выйти пока нет. Есть только подозрения на него и надежды. Кстати, вполне допускаю, что под его маркой может работать несколько подрывников. Такие дела у нас с тобой уже были.

Лев кивнул, принимая во внимание все, что сказал ему напарник, и уточнил:

– Какие подозрения? И у кого?

– У нас. Многие дела, в которых были подобного рода направленные взрывы, проходят через наше ведомство, – отозвался Крячко.

Гуров согласился. Эти дела он помнил, по ним пока шло производство и оформление. И взрывы в самом деле там фигурировали.

– И еще кое-что, – добавил Стас, глядя на часы, – четверг. И конец рабочего дня.

– И что? У нас дело, много работы и крайне сжатые сроки, – отозвался Гуров со своего места. Было видно, что он готов сидеть в кресле до последнего.

– Ты обещал жене. И своему врачу. И Орлову, кстати, после того отпуска в санатории, где тебе вправляли спину, тоже обещал.

Напарник был неумолим. Добавил, что, если нужно, он выкатит друга к машине вместе с креслом, и тот точно не хочет такого позора.

Лев Иванович вздохнул. Ну, надо признать, конечно, что после того, как он стал ходить в спортзал, стало как-то… легче. Нет, конечно, ему было далеко до всей этой публики,