приехали европейские послы, а он был на рыбалке. «Пусть вся Европа подождет, пока русский царь удит рыбу». С тех пор эта фраза стала универсальным ключиком к улыбке Гурова.

Именно в момент, когда чай был готов, Гуров понял, чего в этом деле не хватало. А были ли у Казинидисов дети? Кто наследует все имущество? Судя по тому, что Нелли смогла снять такой особняк, и по ее одежде и украшениям, она отнюдь не бедствовала. Почему детей в досье нет? Их скрывали? Не было или намеренно вычеркнули за хорошую плату?

Глава 4

Утром Гуров сам позвонил директору Музеев Московского Кремля Елене Юрьевне, чтобы договориться о встрече с ее сотрудниками. Встретиться с хранителями музея было гораздо сложнее, чем переговорить с кем-то из уборщиц. Возможно, что именно сотрудники фондов и были главными сокровищами музея, поэтому сначала нужно было договориться с директором, потом с главным хранителем, и только после этого полковнику согласовали встречу.

В холле Оружейной палаты Гурова встретила высокая худая женщина спортивного сложения с длинными прямыми волосами. Определить ее возраст было сложно, особенно в музейных интерьерах и при музейном освещении. Мягкий свет, полумрак, бархат стен очень шли ей. Хранитель так хорошо вписывалась в окружающий ее мир, словно не работала, а жила во дворце.

– Фериде, – представилась хранитель фонда драгоценных металлов тихим вкрадчивым голосом. – Из новых выставок за эти полгода у нас была разве что выставка Картье в холле Оружейной палаты, нет, это не тут, есть небольшое выставочное пространство между первым и вторым этажом. – Фериде перехватила Гурова, когда он решил повернуть к выставочным залам, и привела в холл к вертикальной витрине, где бриллианты смотрелись так…

– Как будто они вернулись домой, правда? – улыбнулась женщина. – В рамках Всемирной недели бриллиантов Картье открывает выставки в ведущих музеях столиц мира, представляя по одному гарнитуру, выполненному в стиле ювелирных традиций страны.

Гарнитур в самом деле выглядел очень знакомо. Его бы с легкостью могла носить одна из императриц дома Романовых, но Гуров смотрел не на это.

– Это полный гарнитур? – спросил он, фотографируя витрину, в которой на черном бархате лежали колье и кольцо, притягивая взгляд.

– Да, но есть похожие, – Фериде наклонилась куда-то за витрину, открыла небольшую дверцу и достала оттуда из стопки каталог дома Картье, – вот, можете взять, если нужно.

– Спасибо. А можете рассказать еще? Я не очень хорошо разбираюсь в наших ювелирных традициях, вот хотел бы повысить уровень. Какие украшения хранятся в Алмазном фонде, а что осталось в Музеях Кремля и как вообще их разделяли? Если коротенько? Хранятся ли изделия современных авторов-ювелиров в фондах Музеев Московского Кремля?

Когда это было необходимым, Гуров мгновенно перевоплощался в этого сыщика-недотепу. Он недавно освоил эту роль, и получалась она отлично. Крячко, который наблюдал такие метаморфозы, подшучивал, что жизнь с женой-актрисой положительно на него повлияла. Вот даже научился перевоплощаться в помесь Коломбо и Аниськина. Даже словечки при этом Лев Иванович подбирал такие, что люди в его присутствии машинально расслаблялись. Разве может случиться что-то плохое, если следователь говорит «коротенько»?

Фериде кивнула, явно расслабившись:

– Да, конечно. Тогда нам нужно пройти в Зал государственных регалий к шапкам Мономаха, я начну оттуда, нужно будет многое уместить в короткую экскурсию.

Если честно, Гуров не знал, что шапок Мономаха было семь и что они, как и другие регалии в этом зале, являлись невывозными экспонатами.

Фериде провела экскурсию через века в прямом смысле этого слова. Они прошлись по залу с регалиями, со старинными украшениями, потом поднялись наверх, мимо Посольских даров, к изящным табакеркам и гребням, коллекции чудом сохранившихся яиц Фаберже и снова спустились вниз, в современный мир, к бриллиантам Картье. По пути Фериде рассказала то, что Гуров уже знал, а именно о бриллиантах, когда они стали популярны, что раньше поставлялись в основном из Индии через Великобританию, которая столетиями имела монополию на торговлю этими драгоценными камнями.

– В тридцатые года часть украшений, самые дорогие, были изъяты. Для начала это должна была быть выставка. В помещении современного Алмазного фонда. Но, как вы понимаете, украшения не вернулись обратно в фонды музея. Вместе с драгоценностями были также реквизированы некоторые наиболее дорогие ковчежцы.

– Что? – вынырнул из пучины времени, куда погрузила его своим мягким голосом Фериде, Гуров.

– Сейчас покажу, – девушка снова отвела его в зал на первом этаже и показала красивый золотой ларец, украшенный драгоценными камнями, – в таких ларцах хранятся мощи святых.

– Понял. Просто не знал, как они правильно называются.

Фериде все с той же мягкой улыбкой кивнула, признавая за оперативником право на незнание чего-либо.

– Именно для этого тут есть мы. Чтобы рассказывать.

– Хорошо, а как тогда уцелела коллекция яиц Фаберже?

– На тот момент их было немного, кроме этого, яйца были не самыми дорогими изделиями ювелирной мастерской Фаберже. Бриллианты и другие драгоценные камни были не столь заметны, а коллекции изымались, грубо говоря, – Фериде немного поморщилась, словно это до сих пор была для нее болезненная тема, – по весу. Так же они и продавались за границу. Директором Оружейной палаты тогда был Дмитрий Дмитриевич Иванов. Изъятие ценностей началось гораздо раньше. С одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. Но двадцать четыре яйца Фаберже Иванов вернул. Выкупил.

– В тридцатые годы?

– Это было очень известное дело. Но сейчас, предупреждаю сразу, я говорю про свои размышления на эту тему, – предупредила Фериде, когда они сидели на небольшом диванчике под окном, рядом с витриной Картье.

– Именно на это я и рассчитываю, Елена Юрьевна порекомендовала мне вас как очень хорошо разбирающегося в этой теме эксперта.

Фериде сдержанно кивнула и продолжила:

– Директор Оружейной палаты после этой истории не выдержал и покончил с собой. История была достаточно мутная, и у нас ходят слухи, что не так все просто с его самоубийством. Бесценные украшения продавались за границу по очень низкой цене. Но я не верю, что среди комиссариата были люди, которые вообще не разбирались в их ценности. Я думаю, что разбирались, и очень хорошо. И, скорее всего, деньги делились между теми, кто изымал, и теми, кто находил продавцов за границей. А в бюджет уходили гораздо меньшие суммы. На тот момент у власти стояли не очень умные люди, но в их окружении были те, кто управлял властью. Они были умнее. В пользу того, что все это было большой махинацией, говорило и то, что в документах, передаточных актах и описях царил хаос и невероятный бардак, и очень сложно было потом отследить, что и куда уходило. А после смерти Дмитрия