В той же папке можно было найти полные копии разваленных уголовных дел, затевавшихся против оборотней в погонах идеалистами из следственных органов. Документы в папке МО копились на протяжении более четверти века и ежегодно, ежемесячно пополнялись новыми. Хотя армия действительно сделала гигантский рывок вперед и вступила в эру тотальной модернизации, коррупция своих позиций не сдала, а при новой власти, с назначением на высший пост Бурдюкова, и вовсе зашкалила.

Впрочем, генерал Гребнев отнюдь не собирался сейчас, перед встречей с астероидом, объявлять российской коррупции войну. Ему лучше, чем многим, было известно реальное положение дел. Зачем же плевать против ветра? Но ветер можно было использовать в своих интересах, если правильно поднять паруса, что и намеревался сделать многоопытный шеф Внешней разведки. Ему был нужен временный мощный союзник, которого можно противопоставить всесильной Конторе. Пробежав в очередной раз названия файлов, генерал скопировал на флэшку несколько самых убийственных дел последнего года и спрятал свое электронное оружие поглубже в карман. В другом кармане на груди у него лежал миниатюрный демонстрационный планшет с USB портом. Теперь можно было отправляться на встречу в Министерство обороны.

Отправив чертежи в Москву, герр Мюнцер, он же майор Виктор Нестеров, пребывал в счастливой уверенности, что его миссия увенчалась успехом. Теперь нужно было поскорее вернуться восвояси, но случайно свалившаяся марлевая маска спутала все карты. Проклятая японская биометрия! Еще несколько лет назад можно было бы просто наклеить бороду, получить у резидента российский паспорт и спокойно отбыть на родину самолетом Аэрофлота. А теперь сторожевые серверы «Ёдзинбо» уже наверняка переварили данные с его портретом, иридиевой оболочкой глаза, рентгеновским снимком зубов, отпечатками пальцев и черт знает с чем еще, сравнивая свои материалы с видео из камеры наблюдения на обзорной площадке Роппонги Хиллз.

Ему было точно известно, что японцы еще в 2015-м первыми внедрили у себя на границе новаторскую систему фейс-контроля, использующую российский патент. Разработал самообучаемую нейросеть аспирант из Сколково, опередив по всем показателям экспертов Гугла. Его начальство продало еще полусырую систему опознания на аукционе компьютерных технологий во Франкфурте за миллиард. Аспиранту выплатили три тысячи долларов, остальное бесследно растворилось. Теперь пограничный фейс-контроль использовали уже двадцать семь стран. В России, правда, предпочли вместо этого взять на вооружение израильский опыт – привлекать для опознания мобилизованных в армию аутистов… Во всяком случае японские аэропорты при данных обстоятельствах были закрыты для герра Мюнцера надолго – как минимум до прилета астероида. Центр посоветовал залечь на дно. Хорошо им там советовать! И где здесь дно? А может быть, совет следует понимать буквально: в том смысле, что он так или иначе осуществится после падения астероида и появления мегацунами в Токийском заливе?..

Нину, которая уверенно вела машину по ночному шоссе, казалось, эта проблема вовсе не беспокоила, хотя по японскому радио уже объявили о дерзком ограблении в Роппонги Хиллз, совершенном иностранцами и закончившемся гибелью домашнего животного. Вслед за новостями в кабине растеклась, как сироп, тягучая, обволакивающая мелодия. Хотя Вик не понимал ни слова, можно было догадаться, что девушка поет о любви и разлуке.

– Про что песня? – рассеянно спросил он.

– Про любовь, конечно. Однажды в порту Хакодатэ пришвартовался рыболовецкий траулер. Молодой моряк сошел на берег и увидел прекрасную незнакомку. Она подавала соевый творог в прибрежной таверне. Рыбак влюбился с первого взгляда, и они вместе провели ночь. А наутро он снова ушел в море, увозя с собой кадку соевого творога и клятву верности. Но кто знает, придет ли еще его корабль в порт Хакодатэ? Вот такая печальная история. Это энка, популярный эстрадный жанр. Такой сплав городского фольклора и современной, почти западной, эстрады. Есть действительно очень красивые песни.

– Да, трогает за душу, – кивнул Вик. – Ну, и куда мы сейчас?

– Туда, где никакие ищейки нас не найдут. В горы Хаконэ. Я тебя не брошу: один, да еще без языка, ты наверняка проколешься. В японской провинции не так уж много иностранцев, путешествующих в одиночку. Местные сразу же сообщат в полицию. Мне поручено из центра обеспечить твой отход и прикрывать, если нужно.

– Спасибо. Горы – это правильное решение. Вот когда я в Сирии, на турецкой границе, отслеживал караван с оружием, торкоманы меня засекли и пустились с собаками по следу. Но меня тоже голыми руками не возьмешь. Нашел горную речку и пошел вверх по течению. Километра два шел по воде, пока собаки не отстали. Уже в темноте вышел на гребень. Вокруг одни скалы и чахлые кустики. По ночам волки воют. Нашел расселину, забрался в нее и там просидел неделю, никуда не выползая. Торкоманы, наверное. решили, что я сдох от голода – я сам видел, как они снялись и ушли из долины. Ну, уж после этого удалось добраться до своих.

– И чем же ты там питался? – с недоверием поинтересовалась Нина.

– Духовной пищей. Читал про себя стихи Пушкина, Гейне, Уитмена, Кушнера, Быкова, повторял полевой устав, медитировал на стрелку компаса. Ночью отрабатывал карту звездного неба. В общем, зря времени не терял. Так что мы и сейчас в горах не пропадем. Не зря нас учили выживанию в экстремальных условиях. Поставим силки – зверя какого-нибудь добудем. Если нет, то перебьемся на растениях несколько дней – я знаю съедобные дикие травы. Неделю, думаю, протянем.

– Не пропадем, – согласилась Нина. – Во всяком случае от голода и холода точно не умрем.

Юркая Хонда мчалась по дороге, слегка подсвеченной катафотами вдоль обочины. Встроенный в панель навигатор уверенно прочерчивал путь во мраке. Вокруг с двух сторон громоздились отвесные кручи, над которыми вздымались в темное небо остроконечные верхушки криптомерий. В свете фар внезапно возникали предупреждающие знаки с изображениями оленей, кабанов и енотов, какие-то приземистые редкие строения, похожие на дровяные сараи, фосфоресцентные таблички с загадочными иероглифами. Порой мелькали перепончатые крылья летучих мышей или призрачные силуэты огромных мотыльков.

На незаметном перекрестке Нина вдруг свернула направо, и машина, резко сбросив скорость, поползла по извилистой дорожке вверх, огибая крутую пирамиду холма. Минут через десять они добрались до перевала, откуда открывалась великолепная панорама спящего в котловине озера. В мутном зеркале отражался огромный серебристый диск полной луны. Берегов не было видно. Можно было только догадываться, что окаймленная черными кряжами водная гладь уходит куда-то далеко, в непроницаемую тьму.

– Здесь будем окапываться? – с готовностью спросил Вик, собираясь выйти.

– Нет, но уже близко.

Машина проехала еще метров двести вниз по склону и уткнулась в бамбуковый плетень. Одинокий фонарь освещал смутные контуры большого дома под черепичной кровлей, стоящего в саду под сенью раскидистого дерева. Нина припарковала машину на гостевой площадке и решительно нажала кнопку звонка под навесом ворот. Спустя несколько минут в доме загорелись огни, и ворота открылись, плавно скользнув на рельсах в сторону. Они ступили на дорожку, мощеную неровными плоскими каменными плитами, и прошли метров тридцать до дверей дома, где их ждала маленькая седовласая женщина в домашнем халате-юката.