— Я не предлагаю врать, — осторожно пояснил я. — Только она не должна исчезнуть. Ты можешь говорить: «У меня была старшая сестра. Ее звали Рози. Она умерла».

Нора неожиданно сильно вздрогнула.

— Холодно? — спросил я.

Она покачала головой и затушила сигарету о камень.

— Нормально. Спасибо.

— Давай сюда. — Я взял у нее окурок и сунул его в пачку. — Хорошая бунтарка не оставляет улик подростковых развлечений, чтобы папа не нашел.

— Не важно. Не соображу никак, с чего я вообще переживаю. Папа ведь не может меня задавить, я взрослая женщина; уеду, если захочу.

Она больше не глядела на меня. Я ее терял. Еще минута — и Нора вспомнит, что она на самом деле почтенная дама тридцати с чем-то лет, с мужем, ребенком и солидным запасом здравого смысла, и что все это несовместимо с курением на заднем дворе в полночь в компании чужого человека.

— Это родительское вуду, — сказал я, сдобрив слова кривой ухмылкой. — Две минуты поговоришь с ними — и ты снова ребенок. Моя ма все еще нагоняет на меня страх Божий — хотя, учти, она и на самом деле может врезать мне деревянной ложкой, будь я хоть какой взрослый. Ей наплевать.

Нора неохотно рассмеялась.

— Я нисколько не удивлюсь, если па вдруг попытается на меня надавить.

— И ты заорешь, чтобы он прекратил обращаться с тобой как с маленькой девочкой, как орала в шестнадцать. Я же говорю — родительское вуду.

Теперь Нора рассмеялась по-настоящему и свободно откинулась на спинку скамейки.

— А когда-нибудь мы сами так же будем обращаться с собственными детьми.

Мне не хотелось, чтобы она думала о своем ребенке.

— Кстати, по поводу твоего отца, — сказал я. — Я хотел бы извиниться за поведение моего папаши в ту ночь.

Нора пожала плечами:

— Оба хороши.

— Ты видела, с чего началось? Я болтал с Джеки и много пропустил. С какого перепугу они собрались изобразить сцену боя из «Рокки»?

Нора поправила пальто, плотнее запахнула тяжелый воротник.

— Я не видела.

— Но ты хотя бы представляешь, по какому поводу?

— Да оба они выпили лишку… Сам ведь знаешь, дни тяжелые, а повод сгодится любой.

— Нора, я полчаса потратил на то, чтобы успокоить папашу, — с болью в голосе признался я. — Рано или поздно, если так будет продолжаться, у него случится приступ. Не знаю, из-за меня ли вся их вражда, из-за того, что я встречался с Рози, а твой отец был против; но если дело в этом, мне хотелось бы точно знать, как это поправить, иначе мой отец в могилу сойдет.

— Господи, Фрэнсис, прекрати! Ты тут ни при чем! — Нора, вытаращив глаза вцепилась в мою руку; я точно отмерил пропорции обвиняемого и обвинителя. — Ей-богу, ни при чем. Они никогда друг с другом не ладили. Еще когда я была маленькой, задолго до того, как вы начали встречаться с Рози, па никогда… — Она осеклась и отбросила фразу, как горящий уголь.

— Никогда доброго слова не говорил о Джимми Мэки, — закончил я. — Ты это хотела сказать?

— В ту ночь ты был не виноват. Вот все, что я хотела сказать.

— Тогда кто же виноват, черт подери? Я не понимаю, Нора. Я как в тумане, я тону — и никто пальцем не пошевелит, чтобы мне помочь. Рози нет. Кевина нет. Половина Фейтфул-плейс считает меня убийцей. Я будто с ума схожу. Я пришел к тебе, потому что ты должна знать подсказки к тому, что со мной происходит. Умоляю тебя, Нора, скажи, в чем дело?

Я многозадачный; хотя я сознательно давил на жалость, все же говорил при этом почти чистую правду. В полумраке Нора смотрела на меня огромными испуганными глазами.

— Я не видела, с чего у них началось, Фрэнсис. Если гадать, я бы подумала, что из-за того, что твой па говорил с моей мамой.

Ну конечно. Мгновенно, как сцепленные шестеренки, множество мелочей из самого детства завертелись, зашумели и улеглись на место. Я рассматривал сотни возможных объяснений, куда более запутанных и неправдоподобных, чем последнее — то ли Мэтт Дейли настучал на одно из не самых законных занятий моего папаши, то ли тут потомственная вендетта по поводу того, кто у кого спер последнюю картошку в голодный год, — но мне и в голову не приходила самая очевидная причина, по которой начинается почти каждая потасовка… Женщина.

— Между ними что-то было, — сказал я.

Ресницы Норы дрогнули быстро и смущенно. Даже в темноте я заметил, что она покраснела.

— Похоже на то. Прямо никто никогда мне не говорил, но… Я почти уверена.

— Когда?

— Ой, давным-давно, еще до того, как они поженились — тут никакой измены, ничего такого. Детские шалости.

От времени — мне такое хорошо известно — эти шалости не утрачивают значения.

— Я не знаю, Фрэнсис. Не знаю. — Нора покачала головой. — Со мной никто об этом не говорил; я сама додумалась, собирая по крупицам.

Я нагнулся и смял свой окурок в гравии, потом убрал его в пачку.

— Надо же, я и не ожидал. Позор на мою голову.

— А разве… Я думала, тебя это не колышет.

— В смысле, с какой стати меня интересует, что происходит, если я носа сюда не казал двадцать с лишним лет?

Нора смотрела настороженно и озадаченно. Луна вышла из-за туч; в ее холодном неярком свете двор казался девственным и ненастоящим, неким аккуратным преддверием захолустного ада.

Я чуть не свихнулся, так мне хотелось услышать «нет», иначе впору было убираться — я узнал все, что могла сказать мне Нора.

— Нет, что ты, ничего такого я не имела в виду, — ответила она.

Что-то внутри меня перевернулось.

— Однако многие считают именно так, — возразил я.

— Когда-то, когда я была совсем еще крохотулькой — лет пять-шесть, — я вышла на улицу поиграть с котенком Салли Хирн, а большие мальчишки отняли его у меня — подразнить. Они перекидывали котенка друг другу, а я визжала… Ты пришел и заставил их прекратить: отдал мне котенка и велел отнести обратно Хирнам. Ты и не помнишь, наверное…

— Помню, — ответил я. В ее глазах светилась безмолвная мольба: Нора хотела, чтобы у нас было это общее воспоминание. Только эту мелочь я и мог ей подарить. — Конечно, помню.

— Тот, кто поступил так, не может никому причинить вред — нарочно. Может, я идиотка.

Во мне снова что-то перевернулось, на этот раз больнее.

— Никакая ты не идиотка, а просто милая девушка. Самая милая.

В неясном свете она походила на девчонку, на призрак, словно сногсшибательный черно-белый вариант Рози выскользнул на зыбкое мгновение из мерцающего старого кино или из сна. Стоит коснуться ее, и в мгновение ока она снова превратится в Нору, растает, исчезнет навеки. От ее улыбки сердце выскакивало из груди.