рифма – в этом можно быть уверенным заранее – никогда никем не использовались. Никто до Маяковского не производил множественного числа от имени «Овидий», никто не применял так называемых «неравносложных рифм» – рифм, в которых совпадают ударный гласный и несколько согласных звуков, но не совпадает число слогов: «в оспе – россыпи». Разумеется, после «Овидиев» в конце первой строки мы ждём созвучия, а всё же деепричастие «увидев» поражает нас редкой глубиной совпадения при неравносложности; ещё больше поражает слово «россыпи», которое и в самом деле ведёт к тому, что вся строфа – взрывается.

Принцип Маяковского противоположен тому, которого придерживались классицисты и вместе с ними молодой Пушкин. У Маяковского рифма должна быть небывалой, единственной, поражать неожиданностью. Причём у него, как у многих его современников, неожиданность вовсе не связана с комизмом.

В прошлом веке русская рифма оказалась глубоко и многосторонне разработанной, однако её прогресс достигался более всего в стихах шуточных и сатирических.

Современники и наследники Пушкина в XIX веке придумали немало способов неожиданного и комического рифмования. Это было соединением в рифме двух слов, которые до того не сходились и были, так сказать, незнакомы друг с другом.

Вот некоторые из таких способов.

1. Рифмование слов из разных стилей

П. А. Вяземский написал в 1832 году стихотворение «К старому гусару», обращённое к Денису Давыдову, знаменитому партизану 1812 года и блестящему поэту («Тебе, певцу, тебе, герою…» – писал Пушкин). Вот строчки из этого стихотворения:

Черт ли в тайнах идеала,

В романтизме и луне –

Как усатый запевала

Запоет по старине.

Слова «идеал» и «запевала» принадлежат к различным пластам речи. «Идеал» – из сугубо книжного, романтического обихода, «запевала» – слово разговорное, устно-бытовое. Каждое из этих слов усилено предшествующим: «в тайнах идеала» – «усатый запевала»; таким образом контраст углублён. Чем богаче рифма, образуемая стилистически противоположными словами, то есть чем они подобнее друг другу по звукам, тем их противоположность выразительнее. Вяземский в этом стихотворении опирается на стихи самого Дениса Давыдова, который очень охотно сталкивал стилистические контрасты, как, например, в следующем четверостишии:

Вошла – как Психея, томна и стыдлива,

Как юная пери, стройна и красива…

И шепот восторга бежит по устам,

И крестятся ведьмы, и тошно чертям!

NN, 1833

Возвышенный оборот «бежит по устам» сталкивается с фамильярным «тошно чертям»; рифма, завершающая стихотворение, именно благодаря своей стилистической контрастности превращает стихотворный комплимент, мадригал, в эпиграмму, – впрочем, ничуть не обидную для Е. Д. Золотарёвой, которой эти строчки посвящены. Эпиграмма требует неожиданности, поэтому такие стилистические «взрывы» особенно часты в эпиграммах. Вот, к примеру, эпиграмма Пушкина на Н. Надеждина, написанная в 1829 году. Здесь имеется в виду, что Надеждин узнал себя в двух прежних пушкинских эпиграммах, где имя его названо не было, а узнав себя, грубо отозвался о Пушкине; на этот ответ Надеждина Пушкин, в свою очередь, ответил так:

Как сатирой безымянной

Лик Зоила я пятнал,

Признаюсь: на вызов бранный

Возражений я не ждал.

Справедливы ль эти слухи?

Отвечал он? Точно ль так?

В полученьи оплеухи

Расписался мой дурак?

Эпиграмма начинается торжественными словами и оборотами – «лик Зоила» (Зоил – древнегреческий критик, хулитель Гомеровых поэм), «вызов бранный», а кончается двумя стоящими в рифме грубыми словечками «оплеуха» и «дурак», возникающими неожиданно и как контраст к предшествующему тексту.

2. Рифмование с именами собственными

Имена и фамилии, если только они не условны, – вроде Дорины или Адели, – в рифму попадают весьма редко, поэтому обычно рифма, их содержащая, носит характер однократный. Денис Давыдов в прославленной «Современной песне» (1836) называет в рифме знаменитых революционеров, республиканцев, под которых подделываются русские крепостники-лжелибералы:

Томы Тьера и Рабо

Он на память знает

И, как ярый Мирабо,

Вольность прославляет.

А глядишь: наш Мирабо

Старого Таврило

За измятое жабо

Хлещет в ус да в рыло.

А глядишь: наш Лафайет,

Брут или Фабриций

Мужиков под пресс кладет

Вместе с свекловицей.

«Мирабо – жабо», «Лафайет – кладет» – такие рифмы редкостны и почти наверняка единичны; само по себе важно и это, но дело не только в однократности. Рифмой имя древнеримского героя, прославленного своей бескорыстностью консула Фабриция, сопряжено со словом «свекловица» (так называли сахарную свёклу, служившую для выработки сахара) – не удивительно ли, не фантастично ли такое сближение? Впрочем, строфа эта и вообще фантастична; картина, нарисованная в ней, такова: русский вольнолюбивый помещик одновременно кладёт под пресс (как сказали бы в наше время, «репрессирует») крестьян и свёклу. Фантастичность картины подчёркнута и невероятностью, противоестественностью рифмы: «Фабриций – свекловицей».

Или – в эпиграмме молодого Пушкина (1815), направленной против его литературных противников, членов «Беседы любителей русского слова»:

Угрюмых тройка есть певцов –

Шихматов, Шаховской, Шишков;

Уму есть тройка супостатов –

Шишков наш, Шаховской, Шихматов.

Но кто глупей из тройки злой?

Шишков, Шихматов, Шаховской!

Каждое из этих трех имён рифмует однократно, и как раз в рифме – комический эффект эпиграммы.

3. Рифмование с иностранными словами

Чем иностранное слово реже, тем эффект сильнее. Он ещё выразительней, когда это слово набрано иностранным, латинским шрифтом. В уже приводившейся «Современной песне» Дениса Давыдова упоминается любимец дам и светских гостиных, «маленький аббатик»:

Все кричат ему привет

С аханьем и писком,

А он важно им в ответ:

«Dominus vobiscum!»

Эти латинские слова – «Да будет с вами Господь!» – произносит аббат во время католической обедни, обращаясь к прихожанам. Рифма «писком – vobiscum» неожиданна и смешна.

Очень интересно использовал этот способ рифмования А. К. Толстой в «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» (1868). Славяне, по преданию, приглашают к себе княжить варягов, а те говорят между собой по-немецки:

«Ну, – думают, – команда!

Здесь ногу сломит черт,

Es ist ja eine Schande,

Wir müssen wieder fort».

(Да ведь это стыд и срам, надо отсюда убираться.)

Но братец старший Рюрик

«Постой, – сказал другим, –

Fortgehn war’ ungebührlich,

Vielleicht ist’s nicht so schlimm».

(Уходить неприлично, может быть, всё ещё не так страшно.)

Другой иностранный язык,