– Не пугай меня, белый вождь! Я был во многих битвах и всегда побеждал!

– Побеждал таких же, как сам. С таким же оружием и умением сражаться. И не всегда. А теперь посмотри на моего воина. Как думаешь, скольких твоих он сможет убить за десять ударов сердца? Если, конечно, ему не придётся за ними гоняться по всей пампе!

Вождь посмотрел на Дюльдю. Тот, заметив его взгляд, скорчил зверскую рожу и, взяв бердыш обеими руками, покачал лезвием, пуская яркие солнечные зайчики по стоявшим за спиной вождя индейцам. Те, ослеплённые, отворачивались, а вождь, нахмурившись, опустил голову.

Я молчал. Но продолжил слушать его мысли. Вождь оказался довольно эмоциональным человеком! Суровым воспитанием индейцы добиваются подавления внешних проявлений своих эмоций. Отсюда их сдержанность при разговоре, особенно с чужаками, спокойствие, невозмутимость и хладнокровие перед угрозой смертельной опасности. По лицу индейца трудно понять ход его мыслей. Но это внешне, а внутри! Мне даже пришлось прикрыть своё сознание, чтобы снизить волну негатива, выплеснувшуюся из сознания вождя. Достал я его конкретно! Его, такого могучего и гордого повелителя, унизил пришлый! Посмевший высказать вслух сомнения о его, вождя, мужественности и храбрости! Да он мне, да я ему!.. И так далее. Котёл страстей бурлил, но не выплёскивался. Почему? Я действительно прямым текстом заявил вождю, что он для меня ничто и звать его никак. Не страшнее червяка и раздавить его с его воинами я могу так же легко, походя. На мой характер, получи я такой плевок в лицо от неизвестного, давно бы уже схватился за саблю. А этот почему-то терпит. В чём причина такой сдержанности?

И тут меня осенило! Я для него величина неизвестная. С такими, как я, вождь ещё не встречался, даже не слышал, что есть на свете белые люди. Он не знает ничего о нас, наших способностях, нашем оружии. Но видит перед собой вещественные доказательства нашей силы: могила, в которой покоятся ВСЕ воины враждебного ему племени и огромный череп неведомого чудовища, торчащий на столбе. Вождь шёл биться с известным и понятным ему противником, а нарвался на того, кто не вписывается в его мирознание, о ком молчит его жизненный опыт. Он нас всерьёз опасается! Нет, трусом вождь не был! Но сомнения в своих силах я в его душу заронил большое. И теперь он напряжённо думал, как ему выйти из столь неудобного положения не «потеряв лицо», как говорят японцы. Всё же здравомыслие в его голове присутствовало. Потому волна негатива хоть медленно, но пошла на убыль. Вождь искал выход.

Я стал осторожно ему помогать, подкидывая в сознание аргументы не против войны, а за мир. Пусть спорит сам с собой. И сам себя убедит, что воевать со мной себе дороже. Вскоре я уловил, что его внутреннее бешеное желание порвать меня на куски сменилось более спокойными мыслями отомстить потом, при случае… может быть… Я ещё немного подправил ход его мыслей и произнёс:

– Я знаю, вождь, что благоразумие и мудрость, вместе с храбростью, основные черты твоего характера. Иначе тебя не выбрали бы вождём! Ты знаешь, когда надо воевать, а когда договариваться. Как раз сейчас такая ситуация – надо договариваться, чтобы не повторить судьбу твоих врагов – чарруа. Ты хочешь мира, но опасаешься, что кто-то дерзнёт назвать тебя трусом, подчинившимся пришельцам. Я не буду топтать твою гордость, потому предлагаю заключить мирный договор равного с равным. Как видишь, предложение моё более выгодно тебе. Я могу позволить себе такое решение возникшей проблемы. Я выигрываю в любом случае: уничтожив твоих воинов, я так и так заберу всё, что у вас есть. Заключив мир, я получу то, что мне надо, в качестве подарков. Ведь так?

Вождь сидел, насупясь, и молчал.

– Так что ты всё же выбрал, вождь? – Продолжил я свою агитацию. – Мир или войну? Говори, мне интересно услышать твой ответ. Хочу сказать тебе прямо: мы уйдём через некоторое время. Наша большая лодка разбилась от ударов того зверя, чей череп торчит на столбе. Нам пришлось ступить на эту землю. Мы ждём, когда приплывёт другая лодка и заберёт нас отсюда. Но если ты желаешь воевать со мной, то я останусь здесь, и эта земля станет моей. Мне без разницы, где построить свой дом. Это место не хуже всех остальных. А после уничтожения твоего племени я перебью и племя твоих врагов, которые нападают на тебя с севера. Или не стану убивать всех твоих воинов, а дам им сбежать. Чтобы их добили кайва-гуарани, родственные вам, но не дружественные, которые уже делали набег на твои владения. И съедят тех, кого решат назвать храбрыми врагами, достойными после ритуала насытить их желудки. Только они не найдут храбрецов твоего племени, которые будут защищать свои жилища. Всех храбрецов убьём мы, а есть их будут звери и птицы. Потому что мы не питаемся глупцами! Тогда ты потерял две деревни и много воинов. Я прекрасно знаю об этом! Те враги ушли, но они вернутся, ты это тоже знаешь. Приятно грабить слабых! А ты слаб уже сейчас и знаешь об этом лучше, чем я. А станешь ещё слабее, если начнёшь со мной войну. И потеряешь всё! У меня мало воинов, это так. Но есть мощное оружие, против которого твои воины не устоят. Я повелеваю громом и молнией!

О демонстрации возможностей артиллерии дикарям договорённость у меня с Пантелеймоном была. Я поднял правую руку и резко опустил. Тут же грохнул пушечный выстрел. Ядро просвистело над головами испуганно присевших индейцев и врезалось в одинокое дерево, стоявшее метрах в трёхстах от тына. С хрустом и стоном рвущихся волокон дерево рухнуло на землю. Такой меткости от своих канониров я даже не ожидал! Перевёл взгляд с упавшего дерева на индейцев, лежавших на земле, и их вождя, сидевшего на скамеечке согнувшись и втянув голову в плечи. Упасть на землю ему не позволил его племенной статус.

– Подумай, вождь! – продолжил я окучивать индейца. – Не будь глупцом, погубившим своё племя! Примирившись с тем, кто уйдёт через некоторое время, ты спасёшь весь свой народ. Думай, а я подожду. Только не долго, солнце уже клонится к закату. При любом твоём решении я хочу закончить это дело при свете дня. А то души твоих воинов не смогут в темноте найти дорогу к Тупа – могущественному богу гуарани. Который здесь и сейчас ничем не сможет вам помочь. Мой Бог гораздо могущественней! Я жду.

– Кто ты, чужеземец? – дрогнувшим голосом спросил вождь.

– Я – воин, силой обстоятельств попавший сюда. Но я не люблю убивать, могу, но не хочу. Особенно тех, кто заведомо слабее. Но когда на меня нападают, я истребляю врагов под корень. И это мне очень нравится!

Я поднялся с ящика, потянулся. Достал из поясной сумки лепёшку, насадил на острую щепку и принялся обжаривать над угольями. На вождя я не смотрел. Мне было достаточно того, что я слышал его мысли. А они были смесью удивления, отчаяния, злости, чувства унижения, страха и безысходной тоски. Небольшая победоносная война, на которую он рассчитывал, обернулась серьёзным испытанием способности вождя найти мудрое решение очень непростой для него ситуации. Я, пришлый чужеземец, знал обо всех бедах, обрушившихся на его племя и сулил новые, более страшные. И сейчас выкручивал ему руки угрозой полного уничтожения.

Да, выкручивал, потому что мне мир был всё же нужнее! Это он мог позволить себе погибнуть и увести в могилу свой народ из-за гонора и нежелания считаться с действительностью. А я не мог! Да и не хотел. Нет резона, нет жизненно важных причин терять здесь своих людей. Потому я ждал, пока до вроде бы не тупой башки этого аборигена дойдёт простая мысль: даже худой мир лучше доброй драки. Да и здравый смысл в его голове, я это почувствовал, уже доминирует над амбициями.