– О том самом, Верховный вождь! Только это чудовище имеет несколько обличий, разной силы и могущества. Потому-то и нужны мне камни, чтобы справиться со всеми его сущностями.

– Я помогу тебе и соберу все камни, что есть у нашего племени. И ты победишь чудовище!

Каюсь! Сейчас я вёл себя как обманщик, выманивающий из кармана наивного простака предмет, реальной стоимости которого тот не знает. Трижды каюсь! Но то, что индейцы пинают ногами, брезгуя поднять, то, что для них – никчемный мусор, для нас может стать мощной поддержкой в нелёгком деле закрепления на этом континенте. Но я когда-нибудь помогу этому наивному в вопросах накопления капитала в условиях колониальных захватов человеку! Слово Морпеха!

Пока одна половина меня в раскаянии колотилась головой о твёрдые предметы, другая, спокойно взирая на первую, ей говорила:

– Ну, откроешь ты ему, чего и сколько можно получить за камешек с ноготь мизинца. Да, много всякого и разного, что пригодится индейцу в нелёгкой жизни. И что? Ты сможешь заплатить ему столько? И чем? Оружием? Это наипервейшая ошибка всех колонизаторов – дарить или продавать аборигенам своё оружие. Через некоторое время они научатся им владеть в совершенстве, и тогда скальпы, а в Амазонии – сушёные головы, будут всё чаще украшать их вигвамы. И не только индейские скальпы и головы, но и европейские. А другого чего, равноценного изумрудам и алмазам, на которые ты тоже нацелился, у тебя просто нет. Потому иди по проторённой дорожке и меняй нитку стеклянных бус на горсть золотого песка. Это в Европе драгоценный камень действительно драгоценен. Здесь он проходит по разряду «красивый, но никчемный». Но вот насчёт помощи аборигену, тут я «за».

Получив такую отповедь, моя первая, кающаяся половина, заткнулась. А я, достигнув консенсуса, как любил выражаться Меченый, с самим собой, продолжил разговор:

– А всё-таки ты, вождь, очень хитрый и дальновидный человек.

Заметив его удивлённый взгляд, продолжил:

– Да-да! Весьма хитрый. Ты меня переиграл, позволив мне уговорить тебя не воевать со мной.

Удивление на лице вождя сменилось на изумление и, почти моментально, на самодовольство. Что-то вождь перестал контролировать свои эмоции. Всё на лице отражается. Или это я его мозги так перетряхнул?

– Но я на тебя не в обиде. Нам обоим не нужна война, и твоё мудрое решение уберегло нас от неё. Теперь осталось решить несколько мелких вопросов.

– Ты говоришь о женщинах, вождь бледнолицых?

– И о них тоже. Я предлагаю тебе отдать нам вдов погибших воинов-чарруа, их сестёр и детей. Матерей не надо. Они вам чужие, но теперь твоё племя, захватив их селение, обязано их содержать. А у вас и так после налёта гуарани с севера появилось много своих вдов и сирот. Вот и отдай всех чужих нам. И условия мирного договора будут соблюдены, и всему племени облегчение. Как тебе такое предложение?

– Ты подсказал мудрое решение. Нам действительно не нужны лишние женщины. А вот дети нужны. Мы их вырастим, и они будут уже гуарани. Много детей – много воинов и охотников, большое племя – сильное племя!

– Хорошо, детей оставь себе. Но тогда вместо них предложи что-нибудь другое.

Вождь задумался, потеребил безбородый подбородок и произнёс:

– Я знаю ручей, в котором наши дети собирали столь любимые тобой зелёные камни. Но сейчас земля, по которой он протекает, захвачена северным племенем. Могу показать, но тогда тебе придётся воевать с ними.

– Воевать я не боюсь. Мой Бог и моё оружие помогут победить любого врага. А ты, вождь, свою землю отвоевать не хочешь? Ведь сюда ты пришёл именно с этим намерением – прогнать меня, чужака. Только благодаря твоей мудрости это намерение не возобладало. Так может теперь, когда мы заключили мир, тебе пора подумать о том, чтобы наказать северных захватчиков и отбить своё? Ты же знаешь, они опять нападут. А твоего нападения не ждут, считая тебя слабым и не способным на него. Докажи обратное! Я точно знаю, что ты сможешь победить. Победить сам, без чьей либо помощи. Потому её тебе и не предлагаю. Но я хочу присутствовать при этом! И увидеть, как твои могучие воины прогоняют со своей земли захватчиков. Если, конечно, ты пригласишь меня на этот праздник.

Глаза Матаохо Семпе заблестели, он приосанился, спина выпрямилась. Посмотрел на сидевших в стороне воинов и произнёс:

– Да, я смогу победить тех врагов, потому что у меня за спиной врагов уже нет. Я приглашаю тебя посмотреть, как это будет. И я подарю тебе тот ручей, весь, от истока до устья, клянусь Великим Тупа! Завтра мы уплывём. Через десять дней мои воины привезут твоих женщин, пять или шесть десятков, и зелёные камни. С ними будет мой старший сын Сатемпо. Он отвезёт тебя с твоими воинами в моё селение.

– Спасибо, вождь! Только я хотел бы плыть на своей лодке, с парусом. Это большая белая циновка на высоком шесте, – пояснил я, как парус выглядит. Здешние индейцы знают только весло.

– Плыви. Сатемпо тебя сопроводит.

– Вот и славно! Ты поступаешь мудро и справедливо. А теперь я предлагаю поесть, что Бог послал.

Я положил кусок мяса на лепёшку и подал вождю. Тот взял и принялся есть. После столь бурного и долгого общения с вождём у меня проснулся волчий аппетит, и я тоже накинулся на еду. Впереди планировалось знакомство индейца с алкоголем, а я не хотел окосеть с первой чарки, потому набивал желудок основательно. Жаль, масло сливочное отсутствует. Пару ложек проглотил – и пей, сколько захочешь. Но как только оно в желудке растворится, то отключка моментальная! Зато можно будет потом гордо заявлять собутыльникам, что они, слабаки, поотрубались на середине застолья, первыми, а я, крепыш, последним.

Насытившись, я указал вождю на чарки и спросил, не желает ли он попробовать огненной воды, что пьёт белый человек. Вождь взял ёмкость и поднёс ко рту. Сивушный дух шибанул ему в нос. Индеец резко убрал руку в сторону. Самогон выплеснулся и попал на подёрнувшиеся сизым пеплом уголья почти потухшего костра. Язык пламени вырвался из костровища. Хороша самогонка у Пантелеймона! Сидевшие в отдалении индейцы дружно ахнули. Отдать должное, реакция у вождя была отменная. Из положения «сидя» он кувырком через правое плечо увеличил дистанцию между нами, уходя от возможного удара, и вскочил на ноги. В его руке сверкнул мой подарок. Тут же между нами выросла фигура Дюльди с бердышом наперевес.

– Дюльдя, отставить!!! – Заорал я, а когда тот медленно, пятясь задом, вернулся мне за левую руку, обращаясь к вождю, произнёс:

– Я ведь предупреждал, что это огненная вода белого человека.

Поднеся свою чарку ко рту, я отпил половину его содержимого, а остальное выплеснул на уголья костра. Самогонка вспыхнула, подтвердив, что я пил то же, что и у вождя было налито. Тот, несколько успокоившись, дал команду своим расслабиться и, сунув нож в ножны, снова сел за «стол». Взял чарку и решительно протянул мне. Я налил ему вина и сказал:

– Огненная вода помимо того, что дурно пахнет, обладает отвратительным вкусом. К тому же она имеет свойство воздействовать на человека, отнимая у него его человеческую сущность. Происходит это не сразу, а постепенно. Человек сначала становится похож на одну из птиц, павлин её зовут. Эта птица важно ходит, красуется перед всеми своим ярким оперением, гордо и с пренебрежением смотрит на тех, кто не столь ярок. Дальше человек становится похож на обезьяну, их в лесах на севере много, ты знаешь. В человеке проявляются обезьяньи черты: наглость, хамство, стремление обратить на себя всеобщее внимание. Потом под действием огненной воды в человеке просыпается другой зверь, большой и хищный. Человек, уже почти утратив свою человеческую сущность, становится агрессивным, злобным, он рвётся в драку, не разбирая, кто перед ним. Но огненная вода – коварна, и в самый неподходящий момент она лишает пьющего её человека сил и разума, превращая в отвратительное животное, не способное ни на что. Это животное у нас называется «свинья». Свинья обожает лежать в грязи и есть дерьмо. Человек, превратившийся в свинью – отвратителен!