Моисей выдернул скрученную из травы пробку, высыпал содержимое калебаса на стол и остолбенел с открытым ртом. Перед нами лежала горка посвёркивающих разновеликих камней. Я налил в стаканчик вина и сунул Моисею в руку. Тот машинально выпил, прокашлялся и произнёс:

– Чудовищно! Невероятно!

Потом выхватил свою лупу и уткнулся носом в камни. Брал то один, то другой, внимательно рассматривал и осторожно клал опять в кучку. Я жевал мясо с лепёшкой, запивал глотком вина и смотрел на ювелира. А того аж пот прошиб! Наконец Моисей оторвался от исследования камней и посмотрел на меня. Его взгляд молил: «Разбудите меня, люди добрые! Не может быть такого!»

– Что скажешь, Моисей. Стоящие камешки вождь подарил или так себе?

Охрипшим тихим голосом ювелир прошептал:

– Они чудесны! Многие чистой воды, без изъянов! – он закашлялся, а потом уже более нормальным, но по-прежнему тихим, голосом продолжил:

– На взгляд здесь около двадцати тысяч карат. По самым скромным ценам их стоимость триста – четыреста тысяч золотых эскудо! Откуда у дикарей такие ценности?

– Этими камешками индейские дети играют, а воины ногами пинают.

Я сказал это и тут же пожалел: глаза Моисея, и так выпуклые, выпуклились ещё больше. В них плескалось изумление! Я понимаю старого ювелира. За любой из этих камушков в Европе можно получить массу благ, а у дикарей это просто камень, который валяется на земле и по большому счёту никому, кроме ребёнка, не нужен и не интересен.

– Моисей, эй, Моисей! – Я стоял рядом с ним и тряс его за плечи. – Очнись! Если ты сейчас умрёшь, кто защитит твою дочь? – шепнул я ему на ухо. От моих слов Моисей вскочил и тут же упал передо мной на колени:

– Пощади, не губи, не трогай дочь! – молили его наполненные ужасом глаза, из которых градом посыпались слёзы. Он уткнулся лицом мне в сапоги.

– Встань! – приказал я. – я сохраню вашу тайну. А ты сохранишь мои. Понял?

– Да, господин! – Моисей с трудом поднялся с земли. Я усадил его за стол и спросил, знакомо ли ему имя Хуан Рамон Алонсо Маркес, идальго.

– Знакомо, благородный дон Илья. Он был женихом моей дочери. Но нам пришлось бежать из города, спасая свою жизнь. А почему благородный дон спрашивает? Ему что-то известно об этом славном юноше?

– Кое-что слышал, так, краем уха, – я не стал говорить, что история отношений влюблённых мне известна, как известно и местонахождение Рамона. Сейчас это не к месту. Чтобы увести разговор в другое русло, я спросил:

– У тебя есть инструменты для огранки этих камней?

– Огранки? Камни полируют, чтобы убрать неровности с поверхности. Или обрезают либо распиливают при необходимости. Но огранять? Я об этом не слышал. А инструменты – это всё, что у меня осталось, но они примитивны.

– Ясно. Возьмёшь у Вито бумагу и подробно напишешь, что тебе необходимо, и принесёшь мне. Пиши понятно, в деталях, ведь покупать инструмент будет человек, не знающий всех тонкостей. Можешь даже нарисовать, как эти инструменты выглядят. Как только будет возможность – я их тебе закажу. Камни эти возьми с собой и оцени каждый. Укажи минимальную и максимальную стоимость. Всё, можешь идти.

Моисей попятился к выходу, но остановился и произнёс:

– Я всю жизнь занимаюсь ювелирным делом. Как отец и дед. Но ничего не слышал о том, что драгоценные камни кто-то огранивает. Вы спросили меня об этом, значит, вы знаете то, что не знаю я. Любая крупица знаний для меня бесценна. Умоляю, благородный дон, поделитесь своим знанием! Я буду работать на вас, не требуя платы, довольствуясь тем, что вы мне сами дадите. Я чувствую, что вы обладаете никому не известной ювелирной тайной. Поделитесь со мной, умоляю! – Моисей медленно опустился на колени и сложил руки на груди. А в глазах – мольба.

Ну и чуйка у старого еврея! Буквально по двум словам просёк нечто новое и перспективное в своём деле. Молодец!

– Я могу поделиться своим знанием, но оно, как понимаешь, составляет огромную тайну и предназначено только для человека, которому могу доверять полностью. Сможешь стать таким человеком – тайна твоя. Старайся!

– А как я могу стать таким человеком?

– Ты умён и сообразителен, иначе не смог бы выжить. Думай!

Моисей, прижав к груди калебас с изумрудами и кланяясь, попятился из палатки. А я принялся доедать холодное мясо.

…Баркас, распустив единственный парус, ходко шёл вверх по реке Капибара, легко разрезая её мутные воды. Река широкая, метров восемьдесят, берега болотистые, заросли травой вроде осоки и камыша. Довольно часто видел водосвинок и больших белогрудых выдр, с любопытством смотревших на мой баркас. Богатый охотничий край с не пуганой дичью. Теперь понятно, почему чарруа на нас в драку кинулись! Они гораздо больше охотники, чем земледельцы.

Позади, блестя на солнце потными спинами, шустро работают вёслами гребцы индейской лодки. На её корме сидит старший сын вождя Сатемпо. От моего предложения плыть на баркасе отказался, сославшись на запрет отца. Пока баркас входил в устье реки, индейцы успели уплыть довольно далеко. Ну и ладно, посмотрим, на сколько сил у гребцов хватит. Лодка их на колоду длинную, из которой скотину на Руси поят, похожа. Острого носа, уменьшающего сопротивление воды, не имеет. Потому усилия гребцы прилагают большие, устанут быстро. Так что зря Сатемпо отказался. Но это уже его проблема. Я ему сразу сказал, что тороплюсь и к берегу приставать на ночёвку не буду – луна полная, светло, река широкая и глубина достаточная для моего кораблика. Да и ветер попутный.

Вчера, после полудня, Сатемпо на десяти лодках привёз обещанных вождём женщин. Мои мужики едва тын не свалили, набежав смотреть на выходивших из редкого леса практически голых индианок. И только рык Пантелеймона заставил их нехотя разойтись и заняться брошенными делами. Я с Маркелом вышел из лагеря. Гуарани, сопровождавшие женщин, построили их в две неровные шеренги и встали в сторонке. Я медленно шёл вдоль строя, рассматривая приобретение. Женщины были разного возраста, начиная, примерно, от тридцати лет. Молодых хитрый вождь не прислал. На тоби, Боже, шо мени нэ гожэ! Добро, кабан, подпрыгнешь! Дети тоже отсутствовали, но об этом уговор был. А вот беременные, в количестве восемнадцати штук, наличествовали. Пройдя вдоль всех женщин, я подозвал Сатемпо и спросил, зачем старух-то привезли.

– Вождь приказал! Они много умеют: циновки плести, рыбу ловить, зерно в муку толочь…

Всего вождь прислал шестьдесят одну женщину. Восемнадцать беременных разного возраста, из праздных – шестнадцать среднего и двадцать семь пожилого. Как эти женщины выглядели, я даже и упоминать не буду. Мне ни одна не понравилась, ну а остальным моим мужикам… На вкус и цвет товарища нет! На безрыбье, как говорится… Без ругани вряд ли баб поделят. Поручил Пантелеймону заняться дележом сладкого. А сам послал дежурный десяток пару деревьев свалить да кольев для навесов натесать. Есть три сферы, в которые командиру не советуется лезть: деньги, семья, религия. Секс проходит по графе «семья».