На Людовика давили все ближайшие родственники, и он понял, что Деказ должен уйти. Людовик даровал ему титул герцога и назначил послом Франции в Великобритании. К власти вернулся поддерживаемый ультрас Ришельё, он сразу повел борьбу с гражданскими правами и свободой печати. Но даже Ришельё не смог задержаться на своем посту. Когда через семь месяцев после смерти мужа герцогиня Беррийская родила сына, таким образом обеспечив будущее династии Бурбонов, ликующие роялисты добились его отставки. Ими руководил брат короля граф д’Артуа, который раньше обещал Ришельё свою поддержку. Когда Ришельё пожаловался Людовику, тот ответил: «А чего вы ожидали? Он плел интриги против Людовика XVI, плел интриги против меня, плел интриги против вас. Скоро он задумает интригу против себя».

Людовик протянул еще четыре года, в течение которых немного солнца в его жизнь вносила дама по имени Зоэ Талон, графиня дю Кайла, посещавшая его каждую среду[157]. Но весной 1824 г. здоровье короля резко ухудшилось, к этому времени он еще больше растолстел и страдал тяжелой подагрой. Летом на обеих ногах началась гангрена, шея так ослабла, что не могла удерживать вес головы. Королю приходилось класть голову на подушку на стол перед собой, что очень мешало поддерживать королевское достоинство во время аудиенций. Людовик умер 16 сентября (он был последним французским монархом, который скончался, находясь на троне), и граф д’Артуа стал королем Франции Карлом X.

Новому королю шел уже шестьдесят восьмой год. Он был близким другом (некоторые говорили, что любовником) Марии-Антуанетты, вместе с которой постоянно участвовал в любительских спектаклях в ее версальском театре. В начале революции, по настоянию своего брата-короля, он с семьей спешно покинул Францию, и после смерти жены (Марии-Терезы Савойской) в 1804 г. проводил годы изгнания в Эдинбурге и Лондоне[158] со своей подругой Луизой де Поластрон при щедрой финансовой поддержке английского короля Георга III. Только услышав в 1814 г. об отречении Наполеона, он поспешил обратно во Францию. Прибыв домой примерно на три месяца раньше Людовика, он все это время действовал в его интересах в качестве наместника королевства. За этот период ему удалось скрытно создать ультрароялистскую тайную полицию, которая последующие пять лет докладывала ему, не посвящая в дело короля.

С самого начала правления не вызывало сомнений, что Карл X – это катастрофа для страны. Если Людовик имел достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что дни ancien régime ушли навсегда, то для Карла будто и не было не только последних тридцати пяти лет, но и прошедших нескольких веков. 29 мая 1825 г. он принял помазание в Реймсском соборе (Людовик XVIII сознательно уклонился от этой церемонии). Затем Карл и его премьер-министр Жозеф Виллель (ужасно скучный, но всегда готовый выполнить приказ хозяина) настолько далеко отступили в прошлое, что даже самые горячие монархисты запротестовали. Когда, например, предложили закон о святотатстве, по которому кража священных сосудов наказывалась смертной казнью с предварительным отрубанием кисти руки, историк Шатобриан заметил, что идиотизм править, будто на дворе по-прежнему 800 г., указав, что, если монархия продолжит делать ошибки такого масштаба, республики не миновать. Правительство все больше и больше теряло популярность, пока не провалилось на выборах, и Виллелю пришлось подать в отставку. «Ваш отказ от месье де Виллеля, – сказал королю дофин, – означает, что вы делаете первый шаг с трона».

В январе 1830 г. политическая ситуация во Франции казалась достаточно стабильной, чтобы сделать возможной зарубежную операцию, на этот раз военную экспедицию в Алжир под предлогом положить конец расширяющемуся пиратству в Средиземном море, но на самом деле – чтобы отвлечь внимание народа от внутренних проблем страны. (К тому же произошел неприятный инцидент с турецким наместником, который пришел в ярость от неспособности Франции выплачивать долги за наполеоновский поход в Египет и ударил французского консула мухобойкой по лицу.) Французские войска вторглись в страну и 5 июля 1830 г. водрузили свой флаг в городе Алжир; они будут оставаться там до 1962 г.

Но Карл имел и другие замыслы. На заседании палаты депутатов 18 марта 1830 г. 221 член палаты (с перевесом в 30 голосов) проголосовал за обращение к королю, выражающее недовольство народа деятельностью правительства. На следующий день король ответил роспуском палаты, объявлением новых выборов, а вскоре после этого приостановил действие конституции. 25 июля из резиденции в Сен-Кло Карл выпустил четыре указа: ужесточающий цензуру прессы, распускающий новую, недавно избранную палату, изменяющий избирательную систему в пользу правительства и назначающий выборы в сентябре. Все, кроме самого короля и его премьер-министра Жюля де Полиньяка (который заявлял, что его регулярно посещает Дева Мария), понимали, что это политическое самоубийство. «Еще одно правительство, – как выразился Шатобриан, – бросается вниз с башен собора Парижской Богоматери».

Правота Шатобриана быстро подтвердилась. Когда правительственная газета Le Moniteur Universel 26 июля напечатала королевские указы, конкурирующая газета Le National осудила цезуру и опубликовала призыв к сопротивлению. Призыв был подписан 48 журналистами из одиннадцати газет во главе с учредителем Le National Луи Адольфом Тьером. Родившийся в Марселе в 1797 г., ростом всего около 160 см, Тьер сначала получил профессию юриста, но его исключительная энергичность в сочетании с высоким интеллектом, остроумием и литературным талантом сделала его прирожденным журналистом. В 1823 г. (к тому времени он уже написал два тома своей «Истории Французской революции»[159], а ему только исполнилось двадцать шесть лет) Тьер встретился с Талейраном, который уже потерял надежду на реставрацию Бурбонов. Талейран увидел в молодом человеке родственную душу, которую он сможет сформировать, как он думал, по собственному образцу. Можно себе представить, с каким интересом и одобрением он следил за последовавшими событиями.

28 июля король (который, казалось, с каждым днем все больше терял разум) приказал префекту полиции закрыть Le National, а одному из последних оставшихся в живых бывших наполеоновских маршалов Огюсту Фредерику Мармону[160] восстановить порядок, но ни один, ни второй приказы выполнить было невозможно. Префект прибыл на место с рабочими, которые разобрали печатные станки и закрыли здание на замок, но как только он уехал, те же рабочие снова открыли типографию и быстро запустили станки в работу. Тем временем в садах Пале-Рояля собирались люди, строились баррикады, группа студентов развернула триколоры на башнях собора Парижской Богоматери. Скоро повстанцы уже взяли под контроль всю восточную часть города. Мармон, не получая ни приказов, ни провианта, был бессилен; 40 000 лучших французских солдат находились в Алжире, а те, что входили в его командование, неуклонно перетекали на другую сторону. Утром 29 июля к повстанцам присоединились два полка, через несколько часов вся армия побежала из Тюильри в Сен-Кло. Из окна своего дома на углу улицы Сен-Флорентин и площади Людовика XVI (теперь площадь Согласия) семидесятишестилетний Талейран созерцал нескончаемый поток людей, бегущий по Елисейским Полям. Он вынул свои часы и объявил товарищам: «29 июля, пять минут первого: старшая ветвь династии Бурбонов потеряла трон».