После молитвы турки стали бить в боевые барабаны – тулумбасы. Барабаны были медными, обтянутыми сверху толстой бычьей кожей и очень большими – для перевозки каждого требовалась отдельная повозка. Под звуки ударов палок по коже барабанов особой частоты все войско стало становиться в боевые порядки.

Первыми выстроилось две тысячи татарских всадников. Они должны были проскакать по полю до гуляй-города, ударить по русской пехоте, стоявшей слева и справа от холма и отвлечь на себя огонь русских. Этот отвлекающий маневр был требованием Энвер-паши и без него турецкая пехота не пошла бы в атаку.

За татарскими тысячами, семью клиньями, выстроились янычарские полки. Острие каждого клина образовывали серденгетчи. Они были вооружены ружьями и обучены стрелять прицельно на ходу, а не залпами. Серденгетчей было семь сотен, и они должны были своим ружейным огнем подавить активность русских стрельцов, прятавшихся за деревянными щитами. Позади спецназа плотной колонной шли остальные янычары.

За турками тянулось бесконечное море татарских и ногайских всадников.

По сигналу тулумбасов татарские всадники рванули вперед и ударили по русским флангам.

На правом фланге, за ивовыми турами стояло восемь сотен пехотинцев князя Репнина. Сам князь на коне бился саблей в первых рядах. Рядом с ним сражалась пара сотен детей боярских и дворных людей. Они были в доспехах, которым были не страшны татарские стрелы. Пехотинцы же, укрываясь за турами, рубили и кололи татарских всадников на расстоянии совнями и рогатинами.

За ратниками в броне стояла сотня городовых казаков, которые били по басурманам из пищалей.

Наконец, в последнем ряду обороны находились пехотинцы из посадских и черносошных крестьян. Они стреляли навесом по шедшим в атаку татарам из луков. Свои стрелы у них давно кончились, и они использовали подобранные на поле боя татарские. Эти стрелы были тяжелее русских, но при известном усилии стрелка могли на расстоянии в четыре-пять десятков аршин пробить незащищенных доспехами татарских всадников насквозь. Сотников и тысячников в кольчугах стрелы не брали.

Среди лучников был и уже знакомый нам ополченец Илья. Родом он был из-под Ростова, высокий, грузный телом блондин с голубыми глазами, излучавшими доброжелательность по отношению ко всему миру.

Илья жил бобылем, занимался рыбной ловлей на озере Неро и бил из лука бобров на впадающих в него маленьких речках. Он сам вызвался идти в поход, когда начали формировать земское ополчение, поскольку знал, что лучшего лучника в округе еще надо было поискать.

Илья забрался на крайнюю слева плетеную корзину с землей, чтобы был лучший обзор и пускал одну стрелу за другой по татарам. Он выбирал всадников, одетых в кольчуги и бил им прямо в глаз так, как он привык бить бобров у себя возле дома, чтобы не испортить их ценный мех. Ворох лежавших у его ног тяжелых татарских стрел стремительно уменьшался.

На ростовском бобыле, прямо поверх серого крестьянского армяка был надет доспех Теребердей-мурзы, на голову он водрузил его остроконечный шлем. Илья так и не выправил на груди доспеха вмятину от ядра и не отогнул задравшуюся кверху пластину доспеха. Тем не менее, три пушенные в него противником стрелы отскочили от ногайского доспеха, не причинив вреда.

Однако, уже в конце атаки какой-то татарский всадник из задних рядов, пустил в бобыля навесом стрелу, и та попала ему чуть повыше отогнутого края пластины доспеха, прямо в незащищенную грудь.

«Вот и все, – подумал Илья в то мгновение, когда в него впилась стрела. – Зря не починил доспех – побоялся его попортить. Теперь меня сильно попортили. Почему я и почему сейчас? Ведь битва еще не закончилась, и я мог бы выпустить еще с десяток стрел по татарам, а потом биться рогатиной?»

Дальше Илья уже ничего не успел подумать. Дух его тихо отлетел к Господу, а грузное тело мягко осело сначала на туру, а потом также мягко сползло с нее на землю. Из пробитой груди не выступило ни единой капли крови. Наверное, и тут подействовало опасение ополченца попортить доспех.

На левом фланге оборону держали рейтары и приданные им две сотни спешившихся казаков. Они тоже укрывались за турами и палили по татарам из пистолетов и пищалей. Практически всех подъехавших татар они расстреливали на дальних подходах.

Из гуляй-города пехоту поддерживали пушечным и ружейным огнем. Сидевшие во рве стрельцы огонь не открывали, поджидая подхода турок. Через четверть часа татарская конная атака захлебнулась, большая часть всадников осталась лежать на земле, а пара сотен повернула и в спешке откатила назад.

Сильно потрепанные в бою остатки русских пехотинцев с обоих флангов спешно снялись со своих позиций и зашли через тыловой вход в гуляй-город. Устоять против значительно большего числа янычар они не могли, поскольку многие из них были ранены, а огненные припасы и стрелы у них закончились.

Из-за спешного отступления татар пешие янычары не успели подойти на достаточно близкое расстояние к холму.

У шедших в острие боевого клина серденгетчей поверх белых длинных рубах и красных курток на грудь были привязаны на кожаных ремнях толстые круглые железные щиты. Эти щиты служили турецкому спецназу хорошей защитой от пуль и стрел противника, оставляя одновременно свободными руки для стрельбы из ружей. На головах серденгетчей были надеты железные шишаки, обернутые белой чалмой.

Серденгетчи подошли на расстояние выстрела, взяли свои мушкеты наизготовку и стали выискивать, по кому выстрелить. Однако все стрельцы укрылись во рве и над поверхностью земли торчали только их медные шлемы.

– Стрелять янычарам по ногам, – закричал сидевшим во рве стрельцам их голова Огнев. – Их железные щиты на груди пулей не пробить.

Сотники передали команду Огнева по цепи.

Секрет этих круглых щитов Роман Игнатьевич узнал вчера от Степана, наслушавшегося за время поездки в Ливонию рассказов немецких наемников про то, как они недавно участвовали в морской битве с турками при Лепанто.

Командиры разбили стрельцов на три группы и те по очереди дали залпы по приближавшимся туркам. Эти залпы сразили и повергли наземь всех «готовых рисковать головой», подобно тому, как коса крестьянина поутру подрезает и кладет на лугу подросшую траву. Различие было только в том, что крестьянам трава нужна была для того, чтобы насушить из нее сена и кормить им зимой скот, а от мертвых турок никакого прибытка в крестьянском хозяйстве быть не могло. Зато не было и убытка, который незваные завоеватели хотели произвести в русской жизни.

Выпустившие заряд стрельцы перезаряжали свои пищали, пока их товарищи продолжали вести огонь. Так что залпы раздавались изо рва практически непрерывно.

Ведущих оборону в окопах стрельцов из гуляй-города поддержали пушкари. Они палили из орудий скрепленными попарно железными цепями. Эти метательные снаряды летели на небольшое расстояние, но, разворачиваясь в воздухе крестом, поражали насмерть сразу трех-четырех оказывавшихся на их пути янычар. При этом цепи вылетели из пушечных жерл с таким страшным воем, что вызывали панический ужас в ряд наступающих. Только немалыми усилиями офицеров удалось удержать янычар от бегства.