Бранд протянул ему руку:

– Я буду скучать по тебе.

– А я – по тебе, – сказал кормчий, накрывая своей лапищей его запястье. – Ты хороший гребец, хороший боец, и вот с этим у тебя тоже все хорошо.

И он постучал Бранда по груди и наклонился поближе:

– Пребывать в свете, так ты говорил, парень?

– Я по вам по всем буду скучать.

И Бранд поглядел на Торлбю, на улицу, по которой ушла Колючка, и к горлу подкатил комок. Вот так вот взяла и просто ушла, хоть бы слово сказала. Как будто он никто и звать его никак. Обидно. Очень.

– Ты не волнуйся.

И Сафрит положила ему руку на плечо и сжала пальцы.

– Найдешь себе другую.

– Такую, как она, – нет.

– А это что, плохо? – удивилась мать Скейр. – Да я знаю дюжину девиц в Вульсгарде, которые глаза друг другу выцарапают ради такого парня, как ты.

– А это что, хорошо? – парировал Бранд. – И потом, зачем мне безглазая жена?

Мать Скейр прищурилась, и ему опять стало не по себе.

– А ты женись на победительнице.

– Разумный совет, – согласился отец Ярви. – Однако тебе пора, мать Скейр.

И он мрачно покосился на стражу над городскими воротами.

– Полагаю, в данный момент ванстерцы здесь не слишком желанные гости…

Служительница прорычала:

– Мать Воронов снова танцует на наших границах…

– Вот почему мы, как Служители, должны утвердить волю Отца Голубок, и пусть кулак разожмется и станет раскрытой ладонью.

– Этот твой союз… – И Скейр с недовольным видом почесала бритую голову. – Прекратить вековую вражду – дело не простое, кровь губкой не смоешь…

– Вот это деяние, достойное песен.

– Люди предпочитают песни, в которых льют кровь, ибо они глупы.

И глаза ее вновь превратились в голубые щелки.

– Сдается мне, ты хочешь залечить одну рану, чтобы нанести другую, гораздо более глубокую. Но я дала тебе слово, и я сделаю, что смогу.

– Мы все делаем то, что можем.

И они с отцом Ярви сцепили на прощанье руку, и эльфьи браслеты Служительницы зазвенели.

И тут его взгляд, спокойный и ровный, нашел Бранда.

– Благодарю тебя, Бранд, за помощь.

– Я лишь делал то, что положено.

– Я думаю, ты сделал гораздо больше положенного.

– Ну… старался творить добро.

– Возможно, скоро настанет время, когда мне понадобится человек, у которого на уме не высшее благо, а обычное. Пойдешь со мной, коли позову?

– Это будет честь для меня, отец Ярви. Я ж ваш должник. Вы ж меня на корабль взяли.

– Нет, Бранд. Это я обязан тебе.

И Служитель улыбнулся.

– И совсем скоро я намерен вернуть долг.

* * *

Бранд спускался с холма, лавируя между палатками, шалашами и хлипкими хибарами, которые выросли у ворот города, как грибы после дождя. Как же много их стало… Видно, люди бежали от войны с ванстерцами и теперь вот жмутся в страхе к стенам Торлбю.

Сквозь щели в плетеных стенах просачивался домашний свет очагов, в вечернем воздухе разносились голоса, откуда-то доносилась печальная песня. Он прошел мимо большого костра, вокруг которого сидели старики и дети, вихрем взвивались искры, освещая изможденные лица. В воздухе стоял густой запах дыма, навоза и немытого тела. Кислая вонь его детства, но тогда он ее не чувствовал. А теперь он знал, что скоро они выберутся отсюда.

И он шел и то и дело ощупывал кошелек под рубахой. Увесистый такой. В том кошеле лежало красное золото князя Варослава, и желтое золото Императрицы Виалины, и доброе серебро в монетах, на которых отчеканен профиль королевы Лайтлин. Этого хватит на хороший дом у стен цитадели. И Рин ни в чем не будет нуждаться. Он улыбался, открывая скрипучую дверь их хибарки.

– Рин, я…

И осекся, увидев там кучу незнакомых людей. Мужчина, женщина и сколько детей? Пять? Шесть? Все сидели, тесно прижавшись друг к другу, у очага, где он обычно грел усталые ноги. И Рин среди них не было.

– Вы кто такие?

Страх схватил его холодной рукой за сердце, и он положил руку на рукоять кинжала.

– Все в порядке! – И мужчина поднял вверх ладони. – Ты Бранд?

– А кто ж еще? Где моя сестра?

– А ты не знаешь?

– Если б знал, стал бы спрашивать? Где Рин?

* * *

Он стоял перед хорошим домом у самых стен цитадели.

Домом, приличествующим богатой женщине – из хорошего тесаного камня, двухэтажным, с драконьей головой на коньке крыши. Уютный дом, в котором горит огонь в очаге, и свет его льется сквозь щели в ставнях на вечернюю улицу. Красивый дом рядом с ручьем, что течет у глубокой канавы под узким мостом. Чистый и ухоженный дом с свежевыкрашенной зеленой дверью, а над дверью вывеска качается. А на вывеске меч.

– Здесь?

Бранд частенько таскал в дома богатых ящики и бочки и хорошо знал здешние крутые улочки. И эту тоже знал. Но никогда не был в этом доме и понятия не имел, как могла оказаться в нем сестра.

– Здесь, – ответил мужчина и постучал в дверь костяшками пальцев.

Бранд стоял и все не мог решить, какую позу принять, и когда дверь резко распахнулась, как раз перетекал из одной в другую и застыл с глупым видом.

Рин изменилась. Даже больше, чем он. Превратилась в женщину – высокую, с худым лицом. И волосы остригла. И на ней была туника доброго сукна, богато расшитая по вороту, под стать жене богатого торговца.

– Все хорошо, Хейл? – спросила она.

– Уже лучше, – ответил мужчина. – К нам тут вот кто пришел.

И он отступил в сторону, и свет упал на лицо Бранда.

– Рин… – прохрипел он, не зная что сказать, – я…

– Ты вернулся!

И она бросилась ему на грудь, и чуть не повалила на землю, и чуть не задушила в объятиях.

– Так и будешь стоять на ступеньках и таращиться?

И она затолкала его в дверь.

– Передай привет деткам! – крикнула она удаляющемуся Хейлу.

– Обязательно!

И она пинком захлопнула дверь и стащила рундук с плеча Бранда. А когда она ставила его на пол, выложенный красивой плиткой, с шеи ее свесилась серебряная цепочка с серебряным же ключом.

– Чей это ключ? – пробормотал он.

– Думаешь, я замуж выскочила, пока ты был в отъезде? Это мой собственный ключ к моим собственным сундукам! Ты есть хочешь? А пить? У меня…