– Так как все-таки самочувствие? – не отставала она.

– Как-то забавно, – только и сумел выдавить Декер.

– Память не подглючивала?

– Нет, как в тот раз – нет.

Она кивнула, хотя вид у нее был по-прежнему немного встревоженный:

– Что накопал в Нью-Джерси?

Он передал ей содержание своей беседы со Стэнли Ноттингэмом.

– Клад? – изумилась Алекс. – И ты во все это веришь?

– Думаю, что Брэдли Коста верил. Иначе зачем бы ему сюда переться?

– И он переехал из Нью-Йорка в эту дыру только из-за того, что где-то что-то услышал? Не вижу никакого смысла.

– Смысл есть, если Коста и сам что-нибудь раскопал. Ноттингэм сказал, что при последних беседах он был слишком уж хорошо информирован. А это говорит о том, что Коста действительно провел какие-то свои собственные исследования. Парень-то с Уолл-стрит. Там у них умеют проверять информацию. И есть еще кое-что…

– Что именно?

– Помнишь, Коста вступил во все местные общественные организации – «Киванис» и так далее?

– Угу, все на тех фотках есть. И что? Не вижу ничего странного.

– Но еще он вступил и в местное историческое общество.

– Думаешь, воспользовался их ресурсами, чтобы провести собственное исследование, и даже выяснил, где спрятаны сокровища? Так, что ли?

– Это совсем не исключено.

– А как же Джон Бэрон? Он что, про эти слухи и слыхом не слыхивал?

– Не знаю, но его предки клад точно искали. Помнишь дыры в стенах? И хотя там все здорово заросло, я и на земле кое-где видел следы, что там копали.

– Но ты же не считаешь, что Бэрон знает, где клад? – вновь спросила она.

– Если б он знал, то разве жил бы так, как живет сейчас?

– Тоже верно. Так что собираешься теперь предпринять?

– Пойду по следам Косты и попробую выяснить то, что выяснил он.

– Но зачем было его убивать?

– Если он раскрыл местонахождение клада, то вот тебе и мотив.

– А что тогда с тремя остальными?

– Не знаю.

– Послушай, как только пройдут похороны, я сразу опять начну тебе помогать.

– Это совсем необязательно. Ты сейчас больше своим родным нужна.

– Но я ведь женщина, Декер.

Он явно ничего не понял:

– Ну да, в курсе. И что с того?

– Это означает, что я существо многозадачное, – отозвалась она с улыбкой.

Амос кивнул:

– Ладно. Но будем еще держать в голове, что у нас тут и серьезная наркоторговля вписана, причем с полным букетом вплоть до насильственных преступлений. Я пробил Брайана Коллинза по базе ФБР. Совершенно хладнокровный убийца. Если тут и еще такие же болтаются поблизости, то нам придется туго.

– Эй, вообще-то это наша с тобой работа.

Он посмотрел на нее так пристально, что она тут же поспешила сказать:

– Знаю-знаю. Ты не хочешь, чтобы со мной что-нибудь случилось. Но я сама на такое подписывалась. Без всяких ограничений. Я прикрываю твою спину, ты – мою, так ведь?

Он кивнул:

– И вот еще что, Декер…

– Что?

– Я… я тут случайно услышала твой разговор с Зоей на лестнице, перед твоим отъездом в Нью-Джерси.

Амос отвел взгляд, насупился.

– Ты просто молодец, что все ей рассказал. Я знаю, это ей очень помогло. И… и спасибо тебе за это.

Все еще глядя в сторону, Декер ответил:

– Она еще совсем ребенок. Ни к чему ей вообще все эти вещи.

– Но раз уж пришлось, то очень хорошо, что у нее теперь такой друг, как ты.

– И такая тетя, как ты, – добавил он.

Опять потер макушку, пытаясь разгладить по-прежнему торчащие во все стороны волосы.

– По-моему, ты чем-то обеспокоен, – произнесла Джеймисон. – Это ведь никак не связано с расследованием?

Он покачал головой.

– Что же тогда?

– В том институте, куда меня отправили после черепно-мозговой травмы, мне много чего наговорили, но кое-что из сказанного особенно не дает мне покоя.

– Что именно?

– Они сказали, что поврежденный мозг постоянно меняется. Первой реакцией стали абсолютная память и синестезия. Но предупредили еще, что в дальнейшем могут быть и другие изменения, даже спустя многие годы.

– Но уже больше двадцати лет прошло, и ничего не изменилось, верно?

– Пока я не получил здесь по башке.

– Но ты же говоришь, что сбои в памяти больше не повторялись. А что синестезия?

Декер посмотрел на нее.

– Когда я застрелил Брайана Коллинза, то не видел тот ярко-синий цвет, который обычно вижу.

– А какой цвет видел?

– Никакого. И ни обычного головокружения, ни клаустрофобии. В общем-то, ничего страшного, не особо-то это приятные вещи. Но это означает, что у меня в голове и в самом деле что-то изменилось. И это, так сказать, немного нервирует.

– Да сама вижу. Наверное, действительно та недавняя травма как-то сказалась… Но синестезия, может, еще и вернется.

– С одной стороны, я не особо хочу, чтобы она возвращалась. С другой…

– С другой – ты боишься, что с тобой произошли и еще какие-то перемены?

Теперь Амос смотрел ей прямо в глаза:

– Я уже стал кем-то другим, Алекс. Я не хочу еще раз через все это проходить. Потому что не знаю, кем стану дальше. – Со смущенной улыбкой он добавил: – И давай смотреть правде в глаза: этот человек может и не прийтись тебе по вкусу.

Пепел к пеплу, прах к праху.

Когда Декер хоронил жену с ребенком, то, стоя перед их могилами, словно видел какую-то страшную галлюцинацию. Сознавал, что происходит, но все равно до конца не верил, что все это может иметь хоть какое-то отношение к реальности.

И понимал по собственному опыту, что жена и маленькая дочь Фрэнка испытывают на его похоронах точно такие же чувства. Сегодня они сделают то, что полагается делать в таких случаях, скажут и выслушают все полагающиеся в таких случаях слова. Вернутся домой и лягут спать. А наутро, когда проснутся, первым делом подумают: где же их муж и отец?

Погода выдалась холодная и ветреная, а из-за клубящихся над самой землей густых низких облаков атмосфера казалась еще более гнетущей.

Родители Фрэнка с совершенно опустошенным видом оцепенело сидели в окружении своих взрослых детей.