Но примерно у трети людей торможение подвижно, а возбуждение малоподвижно; его автоматические привычки растут замедленно, но зато они более стойки и проявляются гораздо резче, рельефнее. К таким людям относятся флегматики и сангвофлегматики, люди смешанного склада. И очень интересно — у них острее, чем у других, проявляется склонность к лидерству, тяга быть ведущим, и опять-таки это очень заметно в личной жизни.

Все эти фундаменты человеческой психики — одни из главных фундаментов и человеческой судьбы. От них во многом зависит и рост человеческих способностей, и многие стержни характера, и зигзаги домашней и рабочей судьбы — наши взлеты, провалы, потолки…

Чем пассивнее и несамостоятельнее человек, тем больше правят им эти врожденные фундаменты, особенно их слабые стороны. Но чем он самостоятельнее и активнее, тем больше он властвует над устоями своей психики, тем лучше ослабляет их минусы и усиливает плюсы.

Учитывает ли все это нынешняя воспитательная система? Увы, она как бы и не знает об этих судьбоносных фундаментах. В семье и в школе, в детсаду и в вузе царит психологическая докультура: всех стригут под одну гребенку — «художников», «мыслителей», «равновесов…»

А ведь каждому из них нужны свои системы развития, которые как можно лучше растили бы лучшие стороны каждого и сдерживали худшие. Но таких систем нет, и потому большинство людей развивается искривленно. В них — по законам стихийного роста — усиленно растут именно слабые стороны психики и ослабленно — сильные.

Потому-то и нужно сейчас — срочно, аврально — переводить всю педагогику на новые рельсы, вводить в ее устои законы развития наших чувств, ума, способностей, нравственности. Это, кстати, и делают сейчас первые разведчики научно-педагогической революции — Никитины, Амонашвили, Щетинин…

Ворошиловградцы нашли и другие очень интересные связи между нервным складом и складом характера. Они установили: хорошие свойства больше развиты у уравновешенных мыслителей (их 7,7 процента)[89]. Они трудолюбивы, исполнительны, у них хорошее чувство меры, сдержанность, такт. Зато они не так отзывчивы и не так общительны, как возбудимые мыслители (их 3,8 процента): те более склонны к сочувствию и отзывчивости, они общительнее, энергичнее, у них лучше самооценка — они лучше думают о себе. Трудолюбия у них меньше, исполнительности и сдержанности тоже, но зато они — генераторы идей, искатели нового. Возбудимый мыслитель часто тяготеет к лидерству — и в делах, и в личных отношениях.

Тормозимый мыслитель (их 3,9 процента) — это хороший исполнитель и труженик, спокойный и самоуглубленный; он рассудительнее и сдержаннее, чем возбудимый, вежливее и справедливее его. В семейной жизни он более уживчив, менее конфликтен.

Но у него меньше, чем у возбудимого, сочувствия, отзывчивости, меньше общительности, тяги к дружеской близости. Меньше у него и энергичности в делах и чувствах — именно потому, что он тормозимый, что его энергия быстро иссякает.

Среди художников больше всего возбудимых (16,7 процента всех людей). Они безудержны в энергии и активности, у них сильная тяга к инициативе, выдумке, сильное стремление к лидерству. Чувство меры у них ослаблено, слабее и такт, долг, дисциплинированность, скромность, чуткость. Меньше у них и общности с другими людьми, возможно, потому, что у них громче сигналы от своего «я», и больше энергии забирает переживание этих сигналов. Эти я-сигналы как бы приглушают сигналы от других людей, делают их менее громкими; в этом, возможно, и состоит повышенная самопогруженность таких людей, вернее, нервная основа такой погруженности.

Уравновешенный художник (их 13,2 процента) менее уравновешен, чем мыслитель. Он энергичен, очень активен, высоко ценит себя и похож этим на возбудимого мыслителя.

У тормозимого художника (их 2,6 процента) много хороших свойств, которые растут из интуиции, доброты, понимания. Он добросовестнее, исполнительнее, терпеливее других, больше тяготеет к справедливости, порядку. Но он менее активен, инициативен, энергичен, легче попадает в плен к грубости, мстительности, злости.

«У меня сын-студент и дочь-старшеклассница. Оба в отца: всегда можно все поручить, любят дело, аккуратные до мелочей. Учатся хорошо (правда, обоим трудно давалась математика), помогают по дому. Многие знакомые завидуют нам с мужем, по у сына и дочери есть, как я называю это, день и ночь. Классный руководитель говорит, что у них очень хорошие хорошие качества и очень плохие — плохие. Оба бывают такие злые, даже злобные, что я теряюсь. Когда рассердятся, просто готовы загрызть. И отец у них такой же. Я убедилась, что это, говоря по-старому, от бога, а по-современному — от генов. И ничего тут нельзя поделать, на роду написано быть такими». (В. Я. Угляй, Харьков, сентябрь, 1982.)

Да, часто бывает, что люди растут пленниками своего темперамента, рабами нервного склада, особенно его изъянов. Но обязательности, обреченности здесь нет, есть лишь предрасположенность, а это половина обреченности.

Как мы помним, нервный темперамент — только один корень многокорневой личности, и сбудется ли его предрасположенность, зависит от других корней человека — от его воспитания, отношения к себе, от его ума, воли, силы характера. От того, что возьмет верх в этом наборе пружин, и зависит, кем будет человек — командиром своего темперамента или солдатом.

Тормозимый художник — странная смесь: его достоинства (добросовестность, понимание, тяга к порядку) как бы взяты от флегматика и сангвиника, а недостатки — (взрывная злобность, грубость) от холерика. Причем и достоинства и недостатки как бы поставлены под увеличительное стекло, и это создает резко двойственный характер. С такими людьми трудно в семье, и им стоило бы усиленно приглушать свои злые струны, а их близким — не играть на этих струнах, поменьше трогать их.

Очень частый тип человека — «двуполушарный» мыслитель-художник; возбуждение и торможение у него уравновешены, подвижны, выносливы. По старому делению — это сангвиник.

Он быстро приспосабливается к обстановке, хорошо переносит трудности, ему помогает в этом сила и подвижность нервов. Он тяготеет к разносторонней жизни — этому помогает его «сдвоенность», равновесие образных и мыслительных пружин души. Он одинаково пригоден к практической работе и к умственным занятиям, к искусству и к науке. Он не терпит однообразия и узости, с трудом переносит рутинную жизнь, но его тяга к новизне (в том числе к новизне впечатлений) может быть и чрезмерной.

Таблицу ворошиловградцев открывает тип № 1 — мыслитель с выносливыми, сильными нервами; возбуждение и торможение у него уравновешены и подвижны. (По старому делению, он тоже подходит под сангвиника.)

У него все согласовано и все подчинено мысли. Автоматика нервных процессов у него быстрая, рефлексы-привычки возникают легко, и ему легче быть гибким в мысли и в действии. Его нервные процессы уравновешены, соразмерны, и это помогает ему развивать свои способности, делает более высоким их потолок.