– Так это то самое? – поинтересовалась Брук.

– Думаю, нет. Надеюсь, что нет.

– Здесь стоит номер три. – Брук показала на крупную белую цифру рядом с названием госпиталя. – Палата № 3.

Мы рассматривали неподвижное изображение еще минут пять. Изменялись лишь цифры.

– Надо ускорить процесс.

Я нажал на кнопку.

Однако ничего не произошло, лишь время на экране побежало быстрее. Женщина не двигалась, в палату никто не входил, пока…

– Смотри! – воскликнула Брук.

В поле зрения камеры появилась фигура. Я тут же отмотал пленку назад и пустил ее на нормальной скорости.

Это был мужчина. Камера снимала сверху и сзади; лицо закрывала маска, так что разобрать черты оказалось невозможно. Халат, перчатки. Везет тележку.

– А что на тележке? – уточнила Брук.

– Наверное, судно.

Человек слегка приподнял бедра больной и вынул утку, заменив ее полотенцем. Потом расстелил полотенце вдоль всего тела. Начал развязывать рубашку, обнажая грудь и живот. На правом боку ярко выделялся широкий розовый шрам; он шел из-под мышки к середине тела и заканчивался примерно в четырех футах ниже груди. Больная никак не реагировала.

– Ну, – заметил я, – она явно в коме.

– Гениально, доктор, – в свою очередь, поддразнила Брук. – Он собирается ее мыть, смотри!

Мужчина действительно принялся протирать тело больной, неторопливо проводя губкой по телу и тут же вытирая его. Делал он это почти любовно – протирал каждый дюйм тела, а потом бережно промокал его полотенцем. Вымыл лицо, уши, шею.

Покончив с туловищем, развязал рубашку до конца, обнажив тело больной целиком. Санитар, или кем он там еще был, начал протирать живот, потом лобок. Между ног женщины вился катетер, спускаясь в прикрепленный к краю кровати сосуд с мочой. Человек аккуратно отодвинул его сначала в одну сторону, потом в другую; протер все вокруг. Потом прошелся губкой между ягодиц, по ногам.

– Что это, Натаниель? – не выдержала Брук. – Он ее моет и моет. Давай промотаем вперед.

– Подожди, – остановил я ее.

Человек насухо протер тело больной полотенцем, потом что-то достал из тележки. Это оказалась пилка для ногтей – он начал одну за другой приводить в порядок руки женщины. Она так и лежала обнаженной.

– Это просто санитар, Нат. Ускорь немного.

Спилив ногти на руках, человек принялся за ноги. Сквозь защитное стекло над маской мелькнули глаза. Я тут же остановил кадр.

– Ты не узнаешь его?

– Нет, – ответила Брук.

Я снова нажал на воспроизведение. Мужчина привел в порядок ногти на ногах и остановился возле кровати. Я ждал, когда же он вернется к тележке, но он просто стоял к нам спиной, глядя на обнаженное бесчувственное тело на кровати.

Наконец он все-таки шагнул к тележке, положил на место пилку, а взамен взял какой-то тюбик или что-то в этом роде. Снова отошел к кровати. Все это время он не отрывал от больной взгляда. Правой рукой мужчина залез к себе под халат, туда, где расстегиваются брюки.

– О, только не это! – отчаянно воскликнула Брук.

Рука начала медленно, ритмично двигаться. Через минуту он приподнял халат и расстегнул ширинку. Снял с тюбика колпачок и что-то выдавил в правую руку. Мастурбация продолжалась.

Брук не выдержала:

– Ну и что же, мы должны наблюдать, как он кончает? О Господи…

В эту минуту мужчина положил в тележку тюбик и полез на кровать.

– Я не могу на это смотреть, – категорически заявила Брук и отвернулась.

Я, однако, наблюдал, как санитар залез коматозной женщине между ног, вынул катетер, а вместо него внедрился сам. Несколько раз качнулся, а потом, явно кончив, затих. На всю процедуру потребовалась лишь минута-другая. Служитель медицины спустился на пол, застегнул штаны. Взял губку, вытер после себя между ног жертвы, привел в порядок халат, пригладил волосы больной. Долго на нее смотрел. Потом медленно приподнял защитное стекло, стянул маску и поцеловал женщину в губы. Тут же вернул стекло и маску на место, так что, когда он повернулся к двери, я уже не смог увидеть его лица. Взялся за тележку и повез ее к выходу. Через секунду он исчез.

– Ну что, закончилось?

– Да.

– Но он же изнасиловал ее.

– Да.

Пленка продолжала крутиться, но теперь все выглядело точно так же, как и в самом начале: женщина неподвижно лежала на кровати, и в палате все замерло. Даже трудно было представить, что всего лишь минуту назад тут происходило такое.

– Это ужасно, – проговорила Брук, глядя прямо перед собой. – Выключи, пожалуйста.

– Не могу. Надо посмотреть, нет ли здесь еще чего-нибудь.

Повисло молчание. Я задумался, но как-то странно: в одно и то же время и о только что увиденном изнасиловании, и о тысяче других событий. Возникло множество вопросов: кто этот человек? кто эта женщина? почему именно доктор Тобел сочла необходимым мне это показать? Пленка, разумеется, представляла собой всего лишь начало. Она должна была открыть тот разговор между нами двумя, который так и не состоялся.

Все это – и сама пленка, и то, как она ко мне попала, – не могло не вызывать сомнений. Я не спешил, хотелось все взвесить. Наконец вывод пришел сам собой:

– Они убили ее.

– Кто кого убил?

– Доктора Тобел. Кто-то расправился с ней, чтобы она не смогла об этом рассказать.

Я кивнул в сторону телевизора.

– Откуда ты знаешь?

– Да я и не знаю. Просто догадываюсь, Брук. Кто-то очень не хотел, чтобы вот это всплыло.

– Кто именно?

– Не знаю. Но, думаю, тот, кого вся эта чертовщина задевает больше всего.

Мы сидели, глядя на экран. Брук говорила так, словно находилась где-то далеко-далеко:

– Нужно выяснить, кто этот мужчина и кто эта женщина.

Я в полной мере оценил остроту постановки вопроса. Истинный Шерлок Холмс. Не удержавшись, я крайне неразумно позволил мыслям прозвучать вслух. Брук испепелила меня взглядом, однако промолчала. Молчала она долго, потом все-таки заговорила. И сказала именно то, что думал я сам, но что совсем не хотел слышать.

– Знаешь, должно быть, твоя доктор Тобел каким-то образом во всем этом замешана.

Моя доктор Тобел!

– Что ты имеешь в виду под «замешана»? – уточнил я.

– Пленка же у нее. И она ее тщательно хранила.

– И что же из этого?

– А то, что она не просто так на нее наткнулась. Ведь это явное изнасилование, что, как мы с тобой оба прекрасно понимаем, совершенно противозаконно. А следовательно, должна существовать причина, по которой она не сообщила об этой истории в полицию.