— …и принц решительно направился через лес. Заклятие было неумолимо. Каждое утро на его пути вставали непроходимые заросли. Но он рубил, рубил и рубил их, не обращая внимания на усталость и шипы, впивавшиеся в тело… Дни сливались в недели, а недели в месяцы…

— А ночью?

— Что ночью?

— Почему он ночью не шел?

— А ночью он спал. За день как намахаешься… — Брат Тео посмотрел на меня укоризненно. Очевидно, благочестивое повествование не полагалось прерывать. — Наконец, усилия его были вознаграждены. Пред принцем открылась низина, в которой виднелся великолепный дворец. Видимо, за то время, что цветущая страна зарастала колдовским лесом, холм, где высился дворец, успел стать низиной. Но, сколько бы времени ни минуло с того странного мгновения, когда фея Руганда наложила свое заклятие, на дворце его роковое влияние нисколько не сказалось. Мрамор и лазурит сияли на солнце, искусная резьба, покрывавшая фасад, отнюдь не пострадала. То же было и внутри, когда принц вошел туда. Он поднялся по порфировой лестнице, устланной коврами, привезенными с Ближнедальнего Востока, прошел по коридору, украшенному дивными статуями. И распахнул дверь. Все окна комнаты были тщательно занавешены, так что сквозь них не пробивался ни один луч солнца, но всё же принц видел, что на постели перед ним лежит девушка неописуемой красоты, в платье, сшитом по моде давно ушедших времен, ничуть не потускневшем и не обветшалом. Золотые кудри ароматной волной рассыпались по ее алебастровым плечам. Совершенной формы грудь медленно поднималась и опускалась. На ярко-алых губах расцветала улыбка ожидания. Долго стоял принц, не в силах отвести глаз от неописуемой прелести. Затем вынул из заплечного мешка осиновый кол, молоток, приставил острие к сердцу красавицы и… — Брат Тео покосился на Генриха — не шокирован ли он рассказом, но того совершенно разморило, и он уснул прежде рассвета.

— А! Так красавица была вампиром! — догадалась я.

— Вот именно! Иначе как же она на протяжении столетий умудрилась сохранить молодость и красоту? И почему она спала днем? Принц, едва услышав предание, сразу догадался, в чем его сокровенный смысл. В освобожденном от вампира дворце он основал храм, и стал первым патриархом нашего братства. Вот почему у нас сложилась традиция с особым уважением относиться к вампирам — ведь без них не было бы ни братства, ни храма. Им даже давали приют — разумеется, если они отошли от активной деятельности. Правда, при мне таких случаев не было…

— Расскажите еще о храме.

— У нас превратная репутация. На самом деле, вопреки расхожим сплетням, мы не совершаем изуверских обрядов, и в жертву Краю приносим лишь животных… то есть приносили… — в глазах брата Тео блеснули слезы. — Но мы действительно чтим смерть и тщательно изучаем… изучали ее. Все необычные случаи, в коих смерть проявляется, тщательно фиксировались. Такова заповедь Края Окончательного. Догматы нашей веры также велят нам изучать Тот-еще-Свет…

— Тот-еще-Свет? — я вспомнила видение в Безысходном лесу.

— Страна усопших. Разумеется, праведники туда не попадают, их путь ведет в Злачное Место, но мы, грешные иноки, в смирении своем, о нем не помышляем.

— А название «Анахрен» вам ни о чем не говорит?

— Как же! Это река, отделяющая Тот-еще-Свет от нашего. Мы по эту сторону, он по ту, потому и называется «потусторонний». Но как же случилось, — он как будто очнулся, — что вы не знаете элементарных вещей?

— Я пофигистка, брат мой. Догматы нашей веры диктуют полное безразличие к вопросам загробной жизни.

Служитель Края кивнул.

— Наши братья составляли все новые карты преисподней, изучали каналы связи с ней, записывали свидетельства тех, кто находился в контакте с царством мертвых. Большим авторитетом здесь считался могучий маг Малагис, некогда трудившийся в стенах нашей обители…

Это имя было мне знакомо. Малагис был наставником моего друга Абрамелина, великим мудрецом, и в некоторых вопросах полнейшим рохлей. Последнего Абрамелин мне не говорил, но я сама сделала такой вывод по косвенным свидетельствам. Малагис давным-давно отправился в паломничество, и пропал без вести. Абрамелин считал, что его нет в живых.

— А потом появился Анофелес… — священнослужитель скорбно замолчал.

— Продолжайте, брат Тео.

— Братия решила, что с его приездом храм обрел нового Малагиса. Знания его были велики, могущество огромно. Он глубоко проник мыслию в потустороннее царство, и духов мог он вызывать из бездны…

Я пожала плечами.

— И я могу, и всякий это может. Вопрос лишь, явятся ль они на зов?

— К нему являлись… Он даже принудил их служить ему гонцами…

— А братия после этого доверила ему храмовую печать, и позволила распоряжаться лошадьми из своей конюшни…

Брат Тео в ужасе уставился на меня.

— Откуда вы знаете?

— Письмо с такой печатью и конь случайно попали ко мне.

— Значит, вы не связаны с Анофелесом?

— Ни разу в жизни его не видела. — Он вздохнул.

— Да, так оно и было. У нас все кони, да и другие животные, посвященные Краю, темной масти — траурной. Но я отвлекся. Целые дни Анофелес проводил то в библиотеке, то в лабораториях храма, ставил какие-то эксперименты, в которых я, многогрешный, ничего не смыслю. В одной из лабораторий и произошла катастрофа. Не знаю, что там случилось. Это было днем, и в главном зале шла служба, посвященная Краю в ипостаси Солнечного Удара. Лишь несколько братьев, обремененных сугубо важными заданиями, и потому освобожденные патриархом от богослужений, работали в лабораториях. И когда раздался чудовищной силы взрыв… — на сей раз он прервался не ради драматического эффекта. — Правое крыло, где располагались лаборатории, разнесло в щепы. Балки, перекрытия и части купола обрушились. Никто не спасся.

— Как же вы уцелели, брат Тео?

— Увы мне! Я один находился в левом крыле, подводил баланс к ежеквартальному отчету. Ведь я был счетоводом и делопроизводителем храма. И потому, когда Край, в неизреченной мудрости своей, пожелал забрать братию к себе, меня он отринул, за то, что я пренебрег участием в службе ради сиюминутных забот…

— Что же вы делали после?

— Хоронил братию, — угрюмо отвечал священнослужитель.

— И Анофелеса?

— Его — нет. Он, верно, находился в эпицентре взрыва, и его разорвало в клочья. Так что хоронить было нечего.

— А почему вы так уверены, что именно занятия Анофелеса привели к столь плачевным последствиям?

— Чувствую, — отвечал брат Тео совершенно как Бедный Генрих. — Конечно, у меня нет подобающих знаний, чтоб это объяснить… Но в предшествующие дни он притащил хрустальный шар, на котором братья гадали и коим осуществляли связь с отдаленными странами, в злосчастную лабораторию. Чует мое сердце, что он пытался напрямую связаться с Тем-еще-Светом. А это против воли Края.