- Так я и знала! - пробормотала Тереза.

- Тополя нисколько не хуже патавоу, а за ореховым деревом и махагоновому не угнаться. На нашем острове этого добра полным полно.

- На мои ореховые деревья нацелился?

- А с яблонями так и каскарилье не сравниться.

- Значит, и о яблонях позаботился?

- Против сливы не устоят и лучшие сорта тикового дерева.

- Выходит, ты намерен вырубить все деревья и продать их господину Скарамелли? - очень спокойным тоном поинтересовалась Тереза.

- Но ведь мы заработаем уйму денег - по десяти форинтов за дерево, это уж как минимум. Синьор Скарамелли дал мне карт-бланш, мне предоставлено полное право самому заключить с тобой договор, а он уже готов, у меня в кармане, твое дело только подписать, и мы - богатые люди. От деревьев этих тут все одно проку мало, и когда они будут изведены под корень, мы и сами здесь не останемся, переедем жить в Триест. Ну, а остров можно будет засадить вишней "махалеб": из ее древесины делают знаменитые турецкие чубуки - вишневые, ароматные, ну да ты сама знаешь. Никакого особого ухода за этими деревьями не требуется, достаточно будет держать здесь одного управляющего, чтобы он сбывал купцам в Варну ежегодную партию древесины - на вишневые чубуки. Так что бы и на этом деле заработаем по пятьсот золотых с хольда. Вот и считай: с десяти хольдов набежит целых пять тысяч.

Тимар не смог удержаться от улыбки. О таких дерзких спекуляциях даже ему не доводилось слыхивать.

- К чему эти ваши усмешечки? - окрысился на него Тодор. - Я свое дело разумею.

Ему ответила Тереза.

- Я свое тоже. Всякий раз, как тебя сюда приносит нелегкая, ты для меня все равно как вестник смерти: знаю, что ты опять какую-нибудь подлость удумал. Тебе прекрасно известно, что денег у меня нет и никогда не будет. Ты и тут нашел выход: являешься с пустой шлюпкой и все, что мне удалось накопить для нас обеих, выгребаешь подчистую и распродаешь. Я отдавала, ты брал, бог тебе судья. Но теперь тебе фруктов мало, обложил данью, до какой турецкий паша не додумался. Деревья он, видите ли, продать задумал. Да они для меня единственные добрые друзья и кормильцы, я их своими руками сажала, сама за ними ухаживала, они мне - и дом, и кров! Как тебе не совестно плести небылицы, будто бы эти деревья на морские суда пойдут и за них бог весть какие деньги заплатят. Вырубить-то ты бы их не пожалел, а потом продал бы за грош первому попавшемуся углежогу, - вот и весь твой хитроумный замысел. Надеялся меня околпачить, как деревенскую простушку? Прибереги для себя эти дурацкие шуточки, не то я тебе покажу, на что годятся вишневые сучья!

- Помилуй, матушка Тереза, какие тут могут быть шутки! Не стал бы я сюда являться без причины. Ведь сегодня праздник, или ты забыла? У меня именины, и в этот же день родилась моя дорогая малышка Ноэми. Наши покойные отцы заповедали нас друг другу - уж это-то, надеюсь, ты помнишь! - и было условленно, что как только сравняется Ноэми шестнадцать, тогда и стать нам супругами. В этот день ваш верный Тодор подоспел бы к вам и с другого конца света. Вот он я, со всем пылом сердца. Но ведь одной любовью сыт не будешь. Жалование у меня, правда, приличное, синьор Скарамелли не скупится, но все свои средства я потратил на обстановку дома, мебель купил самую что ни на есть роскошную. Придется и тебе раскошелиться, должна же ты хоть что-то дать за Ноэми. Иначе как ей на люди показаться. Чтобы достоинства своего не уронить, приданое невесте требуется, и она вправе его с тебя требовать. Как-никак единственная дочь, уж ей ли на твои щедроты не рассчитывать!

Ноэми сердито забилась в угол и уткнулась лбом в стену.

- Сколько ни жмись, а придется тебе ради Ноэми раздобриться. Если уж очень жалко, оставь себе половину деревьев, а я удовольствуюсь другой половиной. Там уж моя забота, кому и как их продать. Дай Ноэми в приданое ореховые деревья, у меня на них покупатель есть, уверяю тебя.

- Вот что, Тодор: не знаю, сегодня ли у тебя именины или в какой другой день, но что Ноэми родилась не в этот день, уж это я точно знаю... И так же точно знаю, что, будь ты даже единственным мужчиной в целом свете, Ноэми все равно за тебя не пойдет.

- Ха-ха-ха! Предоставь это дело мне.

- Изволь. У меня же с тобой разговор короткий. Свои любимые ореховые деревья я тебе нипочем не отдам, даже если бы они сей момент требовались на Ноев ковчег. Уступила бы я тебе одно-единственное дерево ради той веревки, какая тебе все равно на роду написана, а ежели у тебя сегодня именинный день, то и повод для подарка подходящий.

Тодор Кристян встал с места, но вовсе не для того, чтобы уйти; он переставил стул задом наперед, уселся на него верхом, облокотился на спинку стула и с вызывающей дерзостью посмотрел в глаза Терезе.

- Не слишком-то ты меня привечаешь, матушка Тереза. Видать, забыла, что стоит мне сказать хоть слово...

- Говори! Этого господина можешь не стесняться, он все знает.

- Что этот остров - не твой?

- Да.

- Достаточно одного моего доноса в Вене или Стамбуле...

- Чтобы сделать нас нищими и пустить по миру.

- И сделаю! - вскричал Тодор Кристян, показав свое истинное лицо. Его горящие алчностью глаза впились в лицо Терезы; он вытащил из кармана лист бумаги, где были проставлены первые строчки договора, и ткнул пальцем в место, отведенное для подписи и даты. - Если ты сейчас же, немедленно не поставишь здесь свою подпись, клянусь, я так и сделаю!

Тереза дрожала всем телом.

И тут Михай Тимар тронул Тодора за плечо.

- Вы не сможете этого сделать, сударь.

- Чего именно? - резко обернувшись, спросил тот.

- Донести тем или иным властям о существовании этого острова и о том, что он самовольно занят.

- Почему это не смогу?

- Потому что вас опередили.

- Кто?

- Я.

- Вы? - вскричал Тодор, замахиваясь кулаком на Михая.

- Вы? - вскрикнула, Тереза, в отчаянии хватаясь за голову.

- Да, я заявил и в Вене, и в Стамбуле, что возле Островы вот уже лет пятьдесят как образовался остров; на нем никто не живет, и названия ему нет! - тихим, но твердым голосом произнес Тимар. - И тут же обратился с просьбой и к венским властям, и к стамбульским, чтобы мне предоставили этот остров в аренду сроком на девяносто лет. Определена и ленная подать: венгерскому правительство мешок орехов в год, а стамбульскому - ящик сушенных фруктов. Я только что получил договор и фирман.

Тимар вынул из кармана два письма - те самые, что в Байе доставили ему такую радость. Став богатым и знатным, он постарался обеспечить покой несчастной семье, на которую так и сыпались удары судьбы. Немалых денег стоил ему этот арендный договор об уплате мешка орехов да горстки сушеных фруктов.

- И предоставленное мне высочайшим повелением право на пользование островом я незамедлительно передоверил нынешним его обитателям и колонистам. Вот официальное разрешение.