— Бордера жалко, — сказал он. — Вроде никогда мы с ним не дружили особо, цапались частенько, даже пристрелить могли друг друга пару раз, здесь это быстро… А всё равно жалко. Красиво он ушёл. Я бы так, небось, не смог.

— Ну, ты тоже не промах, — успокоил коротышку Володя. — Вон как всех положил.

— Это разве бойцы, — скривился Бандикут. — Вот Бордер был боец… А вообще ты не воображай, что я сильно страдаю. Отстрадались. Тут постоянно кого-то теряешь, доктор-врач. А если учесть, что самых дорогих людей мы потеряли уже давно… — Бордер помолчал. — Просто жалко. Так что, жрать-то не будешь? Тут у жирного полный холодильник всякой бациллы.

— Потом. Голова кружится…

— А я похаваю, — рассудил Бандикут. — Когда ещё теперь доведётся объесть толстого гада. Поди, и не впустит меня больше. Кончить его, что ли, перед уходом, раз толку от него на будущее никакого?… А ты ложись, ложись на свободный диван, Железный Доктор, а то заснёшь да выпадешь на хрен из креслица.

Маленький сталкер достал из холодильника палку копченой колбасы, полкруга сыра и, естественно, банку пива. Уселся рядом с накрытыми брезентом покойниками и принялся откусывать по очереди то сыр, то колбасу. Несмотря на некоторые лирические отступления, в характере и повадках гадкого карлы ничего не изменилось. Даже чавкал он так же громко и омерзительно.

Володя потихоньку задремал, однако организм находился в том непонятном раздёрганном состоянии, когда до смерти хочется спать, но сон категорически не идёт. Перед глазами плясали картинки пережитого в Академзоне, словно нарезка из дурного 3D-боевика. Сражение с металлическими пауками в тоннеле сменялось дракой с безобразной сталкершей, бегство от дракона по разрушенной Пироговке — перестрелкой с патрулем зомби в канализационной системе, вспыхивающее лицо подполковника Гончаренко — с комьями серой слизи, шевелящимися в закрытом контейнере…

Незаметно для себя Володя всё же уснул, завернувшись в плащ Бордера, и проснулся через несколько часов, разбуженный жутким грохотом.

Грохотал Бандикут, который, в очередной раз плотно покушав и допив все запасы пива из холодильника, решил смастерить Марине толковый костюмчик из имеющегося материала. Инструмент у Растамана нашёлся, а специалистом по части бронекостюмных компиляций Бандикут был, судя по его собственной одёжке, уникальным. Сейчас он стучал молотком по шлему, пытаясь таким нехитрым способом подогнать его к горловине скафандра. Скафандр был уже собран из как минимум трёх разных, но со шлемом выходила незадача.

— А, проснулся, доктор-врач! — ворчливо констатировал Бандикут. — Я уж думал, продрыхнешь сутки напролёт. А я, видишь, решил твою красавицу приодеть.

— Достал уже… — промямлил Володя сварливым тоном. Голова была словно свинцом налита. А ты как думал, лейтенант Рождественский? Легко в одиночку покойников оживлять?

— Дядя Серёжа мне всё рассказал, — сообщила Марина, появляясь из операционной. На ней взамен вконец затасканного балахона был длинный белый халат — наверное, из гардероба Растамана. Сам толстяк выглядывал из-за плеча девушки и никаких гнусных планов на сей раз вроде не вынашивал.

— Дядя Серёжа? — не понял лейтенант.

— Ну, меня так зовут, — смущенно произнёс маленький сталкер, с особым ожесточением стукнув по шлему. — «Дядя Бандикут» как-то совсем уж нелепо звучит.

Володя едва удержался, чтобы не рассмеяться.

— Он сказал, что вы меня спасли. Вытащили с того света. — Марина присела на краешек дивана, и военврач машинально подвинулся, освобождая побольше места. — Как вы это делаете?

— Я бионик. Вы знаете, что такое бионик?

— Это сталкер, который лечит. Дядя Серёжа и это мне объяснил, он сказал, что вы бионик от бога.

Бандикут покраснел и начал чем-то мерзко скрежетать.

— Я не это хотела спросить. Как вы это делаете?

— Если бы я знал, Марина, — грустно сказал Рождественский. — Это ведь не я сам. Это импланты, которые сидят у меня в плече. Это Академзона. Мы можем всё это только вместе.

— Всё равно спасибо вам… — Она взяла его за руку, и лейтенант вдруг ощутил, насколько это ему приятно. — Я знаю, у меня в… в голове была эта дрянь. Чтобы повлиять на папу, на других… Вы её вытащили. Странно, но я ничего не чувствую. Совсем-совсем ничего…

— Операцию я сделал на очень хорошем, современном стенд-комплексе.

Говоря это, Володя прекрасно понимал, что дело здесь не только в роботизированном комплексе. При всей своей уникальности «Баст» покойников не оживлял, а после подобной операции на мозге пациенту пришлось бы отлёживаться несколько дней, приходить в себя и восстанавливать рефлексы. Марина же стояла перед ним, живая и невредимая. И «совсем-совсем ничего» не чувствовала.

Неловкое затянувшееся молчание нарушил Бандикут, громко объявивший:

— Извольте мерить, мадама. Ваш костюм готов.

Марина поднялась с дивана и уволокла бронескафандр в операционную, предварительно выставив оттуда Растамана. Толстяк по-прежнему выглядел наказанным, но лейтенант не собирался предпринимать к нему никаких карательных мер. Надо будет Бандикуту, сам разберётся. Проковыляв к холодильнику, Володя нашёл на полке пакет молока, критически его осмотрел. Полторы недели всего, как произвели в Барабинске. Вот же пройдоха этот Растаман, такое свежее молоко даже в магазине на базе «Колывань» не всегда найдёшь… Открутив крышечку, он сделал пару больших глотков. Растаман, пригорюнившись, сидел на корточках под плакатом с каким-то из своих негров и жалобно смотрел на него.

— Что дальше-то делать будем, доктор-врач? — спросил Бандикут, который так и остался сидеть на полу в окружении разбросанных инструментов и деталей разобранных бронекостюмов. — Если очухался, надо к Барьеру топать. Выведу я вас на пост…

— А сам? Может, махнёшь с нами на ту сторону? Ты не энергик, не знаю, что там у тебя за импланты стоят… Может, получится вынуть.

— Кому я там нужен? — отозвался маленький сталкер. — Здесь дел полно к тому же. Ну, если подкинете бабла или, ещё лучше, пожрать и выпить — не обижусь.

— Подумай… — лейтенант чуть не назвал сталкера «дядя Серёжа», но вовремя остановился. — Подумай, Бандикут. Может, правда с нами уйдёшь?

— Знаешь старый анекдот про еврея? Вчера егерь Иванов, обходя границы Приокского заповедника, застрелил одиноко сидящего на пеньке еврея. Видимо, холод и голод выгнали носатого к людям… — Бандикут подождал немного в надежде, что Володя засмеётся, но тот не засмеялся. — Вот так и я, — продолжил коротышка, — как тот еврей. Холод и голод выгонят — тогда и пристрелите. А сейчас ещё рано. Так и порешим, доктор-врач: поможешь чем сможешь. Батя девкин тоже не работяга заводской, пожелает — кинут мне какой-нибудь пустяк с вертолёта, а я и подберу. Скажем, в километре от поста, на который я вас выведу. Через неделю ровно. Идёт?

— Идёт. Я Марине скажу.

— Марине я уже сказал, — расплылся в довольной улыбке Бандикут. — Это я на всякий случай ещё и тебя заряжаю. Вдруг два раза сработает. Два контейнера лучше, чем один, доктор-врач.