Если другие и могли сомневаться, и это было ясно написано в письме Дженни, то Руфь была уверена, что речь идет о ее сыне Аароне. Но она еще не знала, хочет ли увидеть его.

«Не будем ли мы чужими друг другу? А вдруг придется объяснять все то, что я не хочу вспоминать?»

Но то, что он жив, убеждало Руфь в том, что тогда она поступила правильно. Значит, не напрасной была эта жертва, ради которой пришлось пройти через нечеловеческие мучения. Разве не стоит предать забвению все подробности?

Руфь еще раз аккуратно сложила письмо и спрятала его в шкатулку для корреспонденции.

«Мой Аарон, мой прелестный маленький Аарон! Мой любимый мальчик с темными курчавыми волосами и глазами-пуговками».

Она вновь погрузилась в воспоминания. У сына всегда был такой взгляд, от которого у нее пробегал озноб по спине. Он был таким осмысленным, что Аарон казался старше своих лет. Она вспоминала его сладкий голосок, когда сын очень старательно пел песню. Аарон очень любил петь. Иногда фальшивая нота заставляла Руфь улыбнуться. У Руфи разрывалось сердце, оттого что пришлось покинуть сына. Она невольно протянула руку, словно желая погладить воображаемого трехлетнего мальчика по голове.

«Он выжил, – повторяла она сама себе в который раз, – значит, я поступила правильно».

Ее мальчик жив и превратился в мужчину, одаренного фотографа, как писала Дженни. Руфь никогда не думала над тем, кем сын может стать в будущем.

Руфь отерла слезы с лица и стояла неподвижно, обхватив себя руками.

«Как я могла только подумать, что эта боль ушла навсегда?»

Она не забыла его, конечно нет. Он был ее ребенком всегда, где-то в глубине души. Она заперла в себе эту боль, но так и не смогла от нее избавиться. Руфь сначала смотрела вдаль, но потом ее взгляд сконцентрировался на ближайших предметах: столе, стульях, сундуках, кровати… Несомненно, ее жизнь была хорошо устроена с тех пор, как она переехала из Буэнос-Айреса на юг.

Как же он теперь выглядит? Он всегда был очень похож на отца. Она спрашивала себя, были ли у сына черты от нее, но от этих мыслей ее отвлек шум.

– Бабушка!

Двое внуков прибежали к ней в кухню. Рамира и Галено, близнецы с черными шевелюрами, – дети ее падчерицы Хасинты, которая приехала на несколько дней ее навестить.

– О, здесь так странно пахнет. Что-то горит? – воскликнул Галено.

– Ах ты боже мой!

Руфь бросилась к кастрюле с кукурузной кашей. Сильный запах говорил о том, что, вероятно, было уже слишком поздно. Парочка умчалась так же быстро, как и появилась. Руфь спасла то, что еще можно было спасти.

Через четыре года после переезда на юг Руфь познакомилась с Родольфо Диасом. Тогда она работала горничной у одного из его друзей. И Родольфо сразу в нее влюбился. На следующий год ситуация сложилась так, что ей нужно было поменять место работы, и он был тут как тут. Уже несколько лет Родольфо был вдовцом, его жена утонула. Дочь Хасинта жила в одном дне пути на ранчо со своей семьей. Вскоре после того как Руфь начала работать у него, он предложил ей руку и сердце. Они поженились, и Руфь переехала в маленький домик Родольфо, крытый гофрированным листовым железом. В следующие месяцы после свадьбы они очень сблизились. О ее прошлом Родольфо никогда не спрашивал, а Руфь ничего ему не рассказывала.

Руфь задумчиво помешивала кукурузную кашу. Все было не так уж плохо, она зря перепугалась. Спасенных остатков каши должно хватить на всех.

После свадьбы дела пошли вгору. Они построили большой, надежный деревянный дом, в котором было много комнат. Основой для благосостояния семьи Диас стала неожиданная находка – на их участке обнаружили пресную воду. Питьевая вода была редкостью в провинции Чубут, все в ней нуждались. Но прежде всего она была необходима для постоянно растущих стад овец. В последние годы все больше овец перегоняли по грунтовой дороге от Рио-Колорадо. Вместе со стадами приходили новые поселенцы, так что об отшельничестве можно было забыть. Возникло даже совместное времяпрепровождение – охота на пум, поскольку дикие кошки серьезно угрожали стадам, а также на лис, скунсов, гуанако и нанду. Броненосцы и зайцы тоже входили в богатое меню.

Руфь сняла кастрюлю с плиты, обмотала ее полотенцем, чтобы каша не остыла, и вышла на крыльцо. Как всегда, она первым делом осмотрела своих беременных коз. У них уже было девяносто животных, большинство паслось на лугах Диасов. Козы давали больше молока, чем полудикие коровы, но им не нужен был хлев и постоянная кормежка, хотя Руфи нравилось ухаживать за ними. Два раза в год животные давали приплод – по два или три козленка на плодную козу. В это время муж очень любил полакомиться жарким из козленка, Руфь же предпочитала есть овощи.

Ее мысли вновь вернулись к письму Дженни. Что же теперь делать? Что ей ответить? Сможет ли она перенести встречу с Аароном после такой долгой разлуки? Будет ли он упрекать ее? Может, лучше отказаться от встречи, не отвечать ему, словно бы и не получала никакого письма? И что на все это скажет ее муж? Что случилось с ее первым мужем, отцом Аарона? Может, он еще жив? От этой мысли Руфь пробрал озноб. Лучше будет, если она не ответит вообще. Наверное, это самое простое решение: нужно оставить прошлое в прошлом.

– Есть новости? – В который раз за последние недели с надеждой допытывался Аарон у Дженни.

Женщина отрицательно покачала головой.

– Мне очень жаль, – пробормотала Аврора.

Аарон молчал. Он хотел было сказать, что в этом нет их вины, но слишком волновался. Он наконец нашел свою мать, и теперь она не отвечала. Он крепко сжал зубы, чтобы приглушить боль.

– Мне очень жаль, – произнесла Марлена. Она словно прочитала его мысли.

– Но что, если письмо потерялось? – попыталась приободрить всех Аврора.

– Мы ведь и телеграфировали, – напомнила Марлена дочери.

– Эх…

Аврора с сочувствием взглянула на Аарона и опустила глаза. Аарону хотелось ее обнять в этот момент и хоть как-то приободрить. Эта мысль часто посещала его в последнее время, но это было невозможно. Они ведь были просто хорошими друзьями. Девушка уже не раз давала ему это понять. Кроме того, брат Авроры, Хоакин, бегал за ней по пятам, как охотничий пес.

– Что мы можем сделать еще? – спросила Марлена и отвлекла Аарона от раздумий.

– Наверное, Руфь не хочет вспоминать прошлое, – предположила Дженни. – Она оставила ребенка, и это явно далось ей нелегко. Она никогда об этом не говорила. Вероятно, не хотела бередить старые раны.

Аарон, который от волнения ходил туда-сюда, вдруг резко остановился.

– Но это ведь часть и моей жизни, – тихо произнес он. – Неужели она сама может это решить?

Он не мог этого так оставить.

Буэнос-Айрес, Сан-Антонио, Санта-Ана, Лос-Аборерос, провинция Чубут, Комодоро-Ривадавия 1902–1904 годы