– Вам спасибо, Мэри, за то, что присоединились к нам, – с улыбкой ответила Диана и отошла в другой конец комнаты, где ее поджидала Дженни.

– Вот не думала, что наш клуб – благотворительное заведение, – с озорным блеском в глазах заметила компаньонка.

– Если и так, то какое-то очень странное. Может быть, мы, скорее, одна семья?

– Значит, очень странная семья. Ты говорила с Хейбери? – спросила Дженни, передавая подруге чашку чая.

– Да. По его словам, Энтони поверил нашей выдумке и сегодня появится в клубе.

– Лучше бы нам провернуть это дело без маркиза. Обе мы ему не доверяем, а тебе и раньше ему доверять не стоило.

– В этом деле я ему доверяю, – возразила Диана, сама поразившись тому, что смогла произнести эти слова вслух, твердо и ясно. – Оливер обо всем позаботится. И с его помощью нам будет гораздо легче справиться с Энтони.

– Если только ты снова в нем не ошибаешься.

– Не беспокойся.

«А если все-таки ошибаюсь, – подумала Диана, – тогда потеряю намного больше, чем клуб “Тантал”».

Встречать рассвет Оливеру приходилось довольно часто. Тихие рассветные часы – лучшее время для того, чтобы выскользнуть из женской спальни или возвращаться с победой из-за карточного стола. Другое дело – просто сидеть и смотреть, как уходит ночь: такое случалось с ним куда реже.

Поведя затекшими плечами, Оливер выпрямился и отодвинул полупустой стакан виски. Свечи на столе догорели еще с час назад, но он этого не заметил.

Часа через два ему предстоит ехать в палату лордов. О предстоящем заседании Оливер думал как о пытке скукой, заранее представляя, как будет считать часы и минуты до перерыва на обед.

Еще не став маркизом Хейбери, Оливер выучил расписание парламентских заседаний. Оно позволяло прикидывать, на какие дни назначаются званые вечера, и безошибочно определять, когда мужей не бывает дома. Унаследовав титул, он – заинтересовался парламентской работой и даже всерьез увлекся политикой.

Однако сегодня заседание станет для Оливера невыносимой тяготой. Ему нужно встретиться с Камероном, а до конца заседания это невозможно. Оливер уже написал и отправил в резиденцию Джеймса Апплтона записку с просьбой перенести на завтра давно запланированный обед.

Вторую записку написал одному из своих поверенных. Камерон намерен тянуть деньги из Дианы, все ее средства заработаны тяжелым трудом и каждый фунт вложен в клуб. Если понадобятся выплаты, об этом Оливер позаботится сам. Разумеется, не потому, что заключил с графом сделку или поддался на его шантаж. У Камерона нет на эти деньги никакого права, и его нужно остановить.

Тем не менее даже ловушка, расставленная Энтони, не занимала сейчас его мысли. Нет, эта честь принадлежала Диане и тому, что она сказала ему прошлой ночью.

Два года назад Диана его любила. Во всяком случае, была к этому очень близка, раз его уход разбил ей сердце. Да, Оливер понимал, что разозлит ее и причинит ей боль. Но в то время казалось ему, что он не мог дышать рядом с ней, не мог смотреть на нее без того, чтобы не воображать себе венчание, детей, дни и ночи рядом. И это пугало до дрожи. Оливер перестал узнавать себя, он боялся сойти с ума, был готов погубить собственную жизнь… И он сбежал.

Оливер хотел свободы от условностей. Даже во сне ему не могло прийти в голову, что два года спустя, при новой встрече, Диана окажется куда более свободным и независимым человеком, чем он сам. Быть может, поэтому мысль о долгой жизни с ней больше его не пугала. Или потому, что Оливер осознал: никто с ней не сравнится, ни к кому больше он не будет чувствовать то, что чувствует к ней.

Майлз, его лакей, вошел в гостиную с четырьмя чистыми стаканами на подносе. Увидев хозяина, он едва не подпрыгнул от удивления.

– О, прошу прощения, милорд! Вы сегодня не ложились, и я подумал, что вы ночуете… в другом месте.

Да, прежде такое случалось, но сейчас Оливер был от этого далек, как никогда.

– Мне скоро уходить. Будьте добры, подайте яичницу и чашку чая.

– Разумеется, милорд. – Лакей поставил стаканы на серебряный поднос и поспешил на кухню.

Вздохнув, Оливер встал и начал переодеваться. Можно было бы позавтракать внизу, но мысли его были в полном беспорядке, и он не хотел пока встречаться с Дианой.

– Хьюберт, – обратился Оливер к слуге, который завязывал ему шейный платок, – вам здесь нравится?

– У вас на службе, милорд? Вы щедрый хозяин и на слуг не кричите. Конечно, такая служба любому по душе.

– Спасибо, но я имел в виду – здесь, в Адам-Хаусе. Среди этой толпы хорошеньких девиц.

– А, ну конечно, милорд. Это очень необычно, но… пожалуй, мило. Сплю я в одной комнате с Майлзом, но в общую комнату и на кухню меня впускают без вопросов, и девушки… да, некоторые из них… гм… очень со мной милы.

«Господи Боже!»

– Приятно слышать.

– Если позволено мне будет спросить, милорд: а вам здесь нравится?

– Да. Пожалуй, да.

Оливер вошел в палату лордов и занял свое место, а через две минуты увидел, как к своему месту пробирается Камерон. И следующие пять тоскливых часов Оливер строил планы, как загладить свою вину перед Дианой, чередуя их с бранью в собственный адрес за то, что рядом с ней превращается в подкаблучника.

– Забыл спросить, – прошептал, наклоняясь к его уху, Мандерли, – я рядом с тобой по-прежнему нежеланный гость?

– А зачем что-то менять?

– Очень смешно. Что происходит, в какую игру ты играешь с Камероном?

– В сложную. На твоем месте я бы поостерегся с ним дружить.

– И не собираюсь. По мне, он точь-в-точь упырь, восставший из могилы.

Оливер усмехнулся. Не зря он считает Джонатана другом.

– А ты проницательнее, чем кажешься. Скажем так: Камерон охотится за тем, на что не имеет прав, а я намерен поставить ему подножку.

– Должно быть, речь о клубе «Тантал»? – Мандерли покосился в сторону графа. – Не забывай, теперь у него появились влиятельные друзья.

– Грейвз меня не волнует, Ларден тем более.

– Надеюсь, ты помнишь, кто твои друзья! Скажи, если понадобится помочь, а не просто строить испуганную рожицу.

– Буду иметь в виду. Спасибо.

Едва объявили перерыв, Камерон вырос перед Хейбери, словно из-под земли.

– Я тут подумал, – сообщил Камерон, даже не потрудившись поздороваться. – Не знаю, что вы там затеваете, но мне нужно доказательство, что вы не пытаетесь меня перехитрить. Первые две тысячи фунтов я хочу получить сегодня.

– Сегодня? Но…

– Вынужден настаивать. Две тысячи фунтов, Хейбери, или я иду к своим поверенным и возбуждаю дело.