– Не надо говорить, что мне делать!

– Ты что, опять за старое? – поинтересовался Оливер. Ему было и смешно, и досадно.

Диана поморщилась.

– Нет. Я у тебя в долгу и чувствую, если ты будешь вместо меня платить Энтони, а я не смогу отдать эти деньги, то придется отдавать долг… как-то иначе.

– Ах, если бы так легко было тебя завоевать! – пробормотал Оливер себе под нос.

– Прошу прощения?

Не стоило начинать этот разговор, пока он не поймет природу той странной тесноты и тяжести в груди, что чувствует Оливер всякий раз, вспоминая ее слова прошлой ночью. И все же промолчать Оливер не смог.

– После нашего вчерашнего разговора я многое передумал и понял: в том, как поступил с тобой я и как поступает сейчас Камерон, есть нечто общее. Может быть…

– Продолжай, – поторопила Диана, когда Оливер запнулся. Положив подбородок на сплетенные пальцы, она внимательно смотрела на него. – Что же ты? А подробнее?

– Хватит и этого! – угрюмо отрезал он.

Диана не сводила с него своих изумрудных глаз.

– Оливер, я хочу тебе доверять.

Он встал.

– Так в чем же дело?

– Два года я обдумывала и передумывала все причины, по которым доверять тебе нельзя. А теперь ты стоишь передо мной, хотя еще два месяца назад, скорее всего, вовсе обо мне не помнил.

Черт побери, с него хватит! Широкими шагами обогнув стол, Оливер схватил Диану за ворот кружевного черного платья и, рывком подняв на ноги, склонился к ее губам.

– Не было дня, – прошептал он, поднимая и сажая ее на стол, – когда бы я не думал о тебе. Ни единого проклятого дня!

Вкус ее и запах возбуждали его сильнее, чем вкус и запах любой другой женщины, какую только можно себе вообразить. И пусть Диана не признает, что ей нужна его помощь, но по тому, как запускает пальцы в его волосы, как прижимается к нему, ему ясно: она его хочет.

Оливер задрал ей юбку, сбив ее в комок на талии, поспешно расстегнул и приспустил брюки – и вошел в нее одним толчком. Громко застонав, Диана обхватила его ногами. Он двигался в ней мощными рывками, наслаждаясь ее вздохами и стонами.

Если бы только можно было вот так разрешить все их споры! Если бы она впустила его в свое сердце так же легко, с таким же пылом, как впускала в тело! Прильнув к ней в страстном поцелуе, Оливер ускорил движение. Ему хотелось, чтобы они закончили одновременно, разделив миг наивысшего наслаждения на двоих. Хотелось, чтобы Диана поняла и запомнила, как они подходят друг другу, хотя бы физически.

Громко застонав, она содрогнулась в его объятиях. Раскаленная волна наслаждения захватила и вознесла над миром их обоих. Задыхаясь, Оливер уронил голову ей на плечо, то же сделала и она. Совершенство. Хотел бы он дать этому иное название, но не мог. Этого другого названия он еще не заработал.

– Я ему плачу, – проговорил он, не выходя из нее и не размыкая объятий. – И мы от него избавляемся.

– Хорошо, – со счастливым вздохом прошептала она.

– Но от меня ты так легко не избавишься. – Склонившись к ней, Оливер неторопливо целовал ее шею, наслаждаясь тем, как бьется пульс под его губами. – Даю тебе слово чести, Диана: на этот раз я никуда от тебя не убегу.

«На этот раз я никуда от тебя не убегу». Оливер не просил прощения, но прямо признал, что совершил ошибку, которую хочет исправить. И не собирается повторять.

Следующим вечером, стоя в дверях зала «Ариадна», Диана смотрела, как ее бывший деверь играет в фараон. В картах, похоже, ему везло не больше, чем его покойному брату. Возможно, Энтони до сих пор не разорился за карточным столом лишь потому, что не имел свободных денег, а с ними и возможности проигрывать.

– Сколько Энтони уже спустил?

Низкий бархатный голос за ее спиной спросил – от него по позвоночнику Дианы побежали уже привычные мурашки. Однако усилием воли она задавила в себе это ощущение. Пусть Оливер клянется, что больше не сбежит, но он даже не спрашивает, нужно ли это самой Диане. Разумеется, спроси Оливер ее прямо сейчас, ответом стало бы немедленное и радостное «да!». Но это лишь еще одна причина подождать с ответом, пока все треволнения улягутся и к ней вернется здравый рассудок.

– Насколько я понимаю, – негромко ответила Диана, – за вечер Энтони потерял восемнадцать сотен.

– Вот почему я посадил с ним за один стол Мандерли. Джонатан – честный игрок, так что Камерон не будет подозревать клуб в мошенничестве.

– Откуда ты узнал, что он будет проигрывать?

– Уже видел, как Энтони играет. У него просто нет к этому таланта. – Рука Оливера скользнула по ее талии.

– Таланта играть, не проигрываясь в пух и прах? – уточнила Диана, борясь с желанием прислониться к его груди.

– Таланта вовремя остановиться.

– Миледи!

Быстрым шагом к ней подошла Джулиет в своей накрахмаленной черно-желтой ливрее. Диана смотрела на нее с тревогой. Что бы ни заставило девушку покинуть свой пост в разгар вечера – вряд ли это хорошие новости.

– Что такое, Джулиет?

– Там, снаружи, леди Дэштон и ее товарки по «Женскому клубу умеренности» стоят с плакатами. Порицают и стыдят всех, кто входит в клуб.

– Порицают и стыдят? – повторил Оливер и выразительно чиркнул пальцем по горлу. – Ну все, нам конец!

– Тебя, может быть, и не волнует мнение леди Дэштон, но очень многих в свете волнует!

Диана бросилась к дверям: Оливер и Джулиет следовали за ней по пятам. Диана знала, что с леди Дэштон и «Женским клубом умеренности» рано или поздно придется вступить в открытый бой, но сейчас время для этого самое неудачное.

– Как ты думаешь, «умеренные» разбегутся, если выпустить на них табун диких лошадей?

Диана закусила губу, чтобы сдержать улыбку.

– Я обдумаю это предложение. Но сейчас лучше держаться от «умеренных» подальше. Если есть в Лондоне человек, которого «Клуб умеренности» ненавидит еще сильнее, чем меня, – это ты.

В холле их уже ждала Дженни.

– Несколько джентльменов, уже подойдя к крыльцу, развернулись и сообщили, что у них сегодня дела в других местах, – встревоженно сообщила Дженни. Потом обернулась к Оливеру: – Вам лучше остаться в клубе.

– Так я и понял. – Он кивнул. – Что ж, пойду посмотрю, как дела у моего доброго друга Камерона. А вам, позволю себе дать один совет, хотя вы, скорее всего, в нем не нуждаетесь: Диана, постарайся договориться с этими дамами миром. Если держаться с ними враждебно, они не успокоятся, пока не сотрут с лица земли и тебя, и твой клуб.