Можно сказать, что стержнем философии Луи Ламбера является идея единства в двойственности. Вся жизнь и творчество Бальзака, как говорит Курциус, представляют собой самый настоящий «поиск абсолюта». Постоянный антагонизм в сердце и стержне жизни – это основной ее лейтмотив: это тот же самый страстный поиск, та же самая борьба за то, чтобы вырвать у жизни секрет созидания, который повлиял на Д. Г. Лоуренса при написании им «Короны». «Для Бальзака, – цитируем снова того же Курциуса, – единство – это мистический принцип, знак, печать Абсолюта». В книге под названием «В поисках Абсолюта» этот секрет философского камня открывается герою только в момент его смерти.

Взгляды Луи Ламбера можно вкратце суммировать следующим образом. Жизнь в целом отражает антагонизм между внутренним и внешним началом, волей и мыслью, духом и чувством. Человек – двойственное существо, выражающее ритм вселенной в действии и в противодействии. В основе всей жизни заложена одна эфирная субстанция, проявление изначальной энергии, принимающее бесконечно разнообразные формы и регистрируемое нашими органами чувств как материя. В человеке эта изначальная субстанция трансформируется в психическую энергию, или волю. Специфическим свойством воли является мысль, чьими органами являются пять чувств, которые в действительности суть разновидности одного чувства – ви́дения. Ви́дение выражается через таинственный феномен Слова. Все во вселенной указывает на иерархический ее порядок. Поверх и над тремя царствами природы располагается мир идей. Идеи – это живые существа, деятельные и побуждающие к действию, подобные цветам. Мир идей можно подразделить на три сферы: инстинкт, абстракцию и ясновидение. Большинство людей – пленники инстинкта; небольшое их число достигает уровня абстрактного мышления, с появления которого начинается, можно сказать, общество. Как раз на этом уровне возникают законы, искусства и все общественные конструкты. Ясновидение – это дар интуиции, которая позволяет человеку обозревать как внутреннее, так и внешнее начало во всех их разновидностях. (Совершенство внутреннего зрения порождает дар ясновидения.) Человеческий гений функционирует в области между абстракцией и интуицией. Интуиция, следовательно, – это самая удовлетворительная и адекватная форма, самая высшая форма знания. Знать – это видеть. В основе своей существует только одна наука, а все несовершенные формы знания – это дефекты ви́дения. «Верховная наука», которую провозглашает Луи Ламбер, – по словам Бальзака, «le magisme», термин, который не следует путать с магией и магианизмом. (Еще в 1847 году Бальзак мечтал об учреждении в Сорбонне новой школы «оккультной философии» под названием «антропология». Его мечта была впоследствии осуществлена Рудольфом Штейнером, основавшим антропософию.)

Фрагменты «системы» Луи Ламбера, записанные его верной компаньонкой мадмуазель де Вилльнуа, образуют своего рода приложение ко всей его истории; в нем его идеи изложены в виде афористических заметок. Извиняясь за фрагментарность и смутность этих размышлений, Бальзак пишет: «Быть может, я мог бы превратить в законченную книгу эти обрывки мыслей, понятные только для немногих умов, привыкших склоняться над краем бездны в надежде увидеть ее дно. Жизнь этого гигантского ума, который, несомненно, повсюду дал трещины, как слишком обширная держава, развернулась бы в повествовании о ви́дениях этого существа, неполных из-за чрезмерной силы или чрезмерной слабости; но я бы предпочел просто отдать отчет в своих впечатлениях, вместо того чтобы создавать более или менее художественное произведение». Собственно говоря, ранее в своей книге Бальзак дает ключ к использованной в «Афоризмах» терминологии. «Для новых идей, – говорит он, – нужны… новые слова или расширенное, распространенное, даже лучше сказать, утонченное значение их». Таким образом, Ламбер для описания основ своей системы воспользовался рядом обычных слов, отвечавших его понятиям. Словом «Воля» он обозначал среду, в которой происходит движение мысли, или, если использовать менее абстрактное выражение, ту массу силы, при помощи которой человек может воспроизвести вне себя действия, конституирующие его внешнюю жизнь. «Воление» – слово, обязанное своим происхождением Локку, – выражало действие, при помощи которого человек напрягает свою волю. Слова «Разум» или «Мысль», которые он считал наиболее существенным продуктом Воли, также представляют среду, в которой рождаются идеи, среду, обретающую субстанцию благодаря мысли. «Идея» – слово общее для каждого порождения рассудка – конституирует действие, при помощи которого человек использует свой разум. Таким образом, Воля и Разум являются двумя порождающими силами, в то время как Воление и Идея – это производные… Согласно Ламберу, Разум и Идея являются движением и продуктом нашей внутренней организации точно так же, как Воля и Воление порождаются нашей внешней деятельностью. Ламбер отдавал предпочтение Воле над Разумом. Вы должны захотеть, прежде чем сможете подумать, говорил он.

Для него, как постулирует Бальзак, Воля и Мысль были живыми силами. «Можно будет найти элементы мысли и воли, – говорит Луи Ламбер, – но всегда обнаружится некое „х“, которого нельзя объяснить, то самое „х“, о которое я сам когда-то споткнулся. Это „х“ – Слово… От твоей постели до границ мира всего два шага: воля – вера!.. Факты ничего не значат, они не существуют, после нас остаются только идеи». Он разъясняет, что Иисус обладал даром ясновидения. «Иисус был ясновидящим, он видел в каждом явлении его корни и плоды, прошлое, его породившее, его действие в настоящем, его развитие в будущем».

Согласно Бальзаку, Ламбер обладал слишком здравым смыслом, чтобы витать в облаках. «Луи искал доказательств своим принципам в истории великих людей, жизнь которых, рассказанная нам биографами, дает ряд любопытных деталей насчет того, насколько действенной могла быть их мысль». Описание Луи, которое автор дает во время их расставания, в большой степени указывает на тип человека, готовящегося вести жизнь послушника. «Он ел очень мало, пил только воду; кроме того, то ли инстинктивно, то ли следуя своим вкусам, он был скуп на движения, требовавшие затраты сил; его жесты были сдержанны и просты, как у людей Востока или у дикарей, для которых серьезность – состояние естественное… Хотя Луи был религиозен по природе, он не признавал мелочной обрядности Римско-католической церкви; его идеи были особенно близки к идеям святой Терезы, Фенелона, многих Отцов Церкви и некоторых святых, которые в наше время были бы объявлены еретиками и безбожниками… Иисус Христос был для него самым прекрасным примером его системы. Et Verbum caro factum est[160] казались ему высокими словами, призванными выразить особенно наглядно традиционную формулу Воли, Слова, Действия. Христос не заметил своей смерти, божественными деяниями он довел свое внутреннее существо до такого совершенства, что его бестелесный облик мог появиться перед учениками, наконец, чудеса Евангелия, магнетические исцеления Христа и способность говорить на всех языках как бы подтверждали учение Луи Ламбера… Он находил самые яркие доказательства своей теории почти во всех историях о мучениках в первом веке церкви, который он назвал великой эрой мысли».

Есть еще один отрывок, который кажется мне заслуживающим внимания в этой связи. Обрисовав учение Луи Ламбера о законах Разума и Воли и их соответствиях, Бальзак говорит: «Ламбер отдал себе отчет во множестве явлений, которые до сих пор справедливо считались непонятными. Таким образом, колдуны, одержимые, люди двойного зрения и всякого рода демонические натуры, жертвы эпохи Средневековья оказывались предметом такого естественного объяснения, что зачастую сама простота его представлялась мне залогом истины. Удивительные способности, за которые ревнивая к чудесам Римско-католическая церковь карала костром, были, по мнению Луи, результатом некоторого родства между основополагающими началами материи и мысли, происходящими из одного источника».