обвиняющего взгляда, давить изнутри стыд, то и дело возрождающийся из пепла холодного безразличия, но тут же снова угасающий без единого следа. Парень хотел исчезнуть отсюда прямо сейчас, перенестись куда-нибудь как можно дальше, чтобы только не слышать упрека в детском голосе и избавиться от ощущения собственной ничтожности.

Тогда, в кафе, она разглядела в тебе нечто под смешным названием «Джейкен» и полюбила это, привязалась всей душой и телом к твоей несуществующей копии. Дело в том, что «тот» парень идеален; общается с людьми, говорит об интересных вещах, любит хорошее кино и скромен, но завораживает этой своей молчаливостью и отчужденностью, вызывая всеобщее недоумение и одновременно с тем восторг. А теперь перед ней оказался ты… Гадкое создание, сидящее в устроенном собой же беспорядке, наполненное отвратительной пищей и всеми покинутое. Ты жалок, Джеки, одинок и пуст, вот, что ты натворил. Где же тот потерянный всеми «прошлый Джек»? Неужели делит чай с рыжеволосой малышкой в далеком и неизвестном никому маковом поле, вдыхает ароматы цветов и радостно смеется в ответ на ее лучистые взгляды? Разве он не стоит сейчас у знакомой до боли двери, ожидая выхода самой прекрасной особы на планете, чтобы после с гордо поднятой головой усадить Кэтрин в уютное кресло кинотеатра? А может, он и вовсе дома, в кругу любимой семьи, под шум какого-то фильма помогает лепить шарики из липкого, но невероятно сладкого теста, чтобы после вручить их женщине в легком бежевом платьице, и та ловким движением покрыла бы фигурки ровным слоем крема и карамели? Где этот замечательный Джек? Как ты мог заменить его этим уродством?

— Уходи… — коротко выдал Джек и ужаснулся от того, что не узнал собственного голоса. Будто кто-то другой захватил его сознание и вел этот странный диалог, озвучивал непрошенные мысли из ряда тех, которые лучше бы оставить при себе и держать на самой короткой цепи прямо у ног, чтобы те не вырвались в большую суету мира и не растворились в нем. И теперь этот кто-то управлял телом и разумом, говорил, действовал, а парню оставалось только думать как можно меньше и наблюдать за происходящим со стороны. Правда, он все же успел про себя отметить одну неприятную деталь, то самое преимущество, полученное из-за потери основного контроля — он все чувствует. Видит. Слышит. Понимает. Каждое невысказанное слово Рэйчел явственно вспыхивает перед ним в необычной картине, а отражения в глазах представляют собой череду кадров и образов, рвущихся наружу, сплетающихся в едином танце, таком красочном и чарующем…

— Я… пришла помочь тебе. Что-то происходит, это очевидно. Расскажи, прошу тебя. Только не вздумай мне лгать, иначе тогда обесценится и без того редкая правда, договорились?

И Дауни не смог удержать безнадежного вздоха, когда увидел все то, что ему в этот самый момент открылось. Ощутил кожей дикий мороз, пронизывающий до костей и, кажется, пробирающийся даже внутрь них; колкие прикосновения снежинок, не похожие на мягкие объятия декабрьского пушистого снега, а скорее как пощечина стужи безжалостного февраля, раздирающая плоть уколами самых острых игл. И они бесформенным вихрем несутся прямо к нему, как бы отчаянно не выставлял парень в защиту голые ладони — пальцы немеют и превращаются в бесчувственные куски льда синевато-лилового оттенка, и шевелить ими уже нет сил. Джек закрывает лицо и глаза, но снег все равно пробирается к цели, оседая комьями на ресницах, замораживая губы и покрывая их толстой пленкой, которую потом можно будет легко отодрать зубами и почувствовать вкус собственной крови — пока же брюнет бежит вперед, к горящему впереди огоньку, призывно освещающему мрачную белизну вокруг. Несется вперед, предвкушая, как блаженное тепло разольется по рукам и ногам, разгонит ледяную кровь, отогреет уставшую душу и подарит желанное спокойствие, а вместо этого ботинки заплетаются в плену сугробов, превращая на вид близкую цель в какой-то недостижимый маяк счастья. Дауни рвется к нему изо всех сил, но снег уже покрывает плечи и шею, кажется, вот-вот захлестнет по самое горло и прервет недоразумение, называемое другими «жизнь», остановит сердце, навсегда превратив его в небольшой кусочек льда с некогда живой плотью внутри… Парень смотрит на удаляющийся свет и чувствует, как отчаяние и осознание безысходности поглощает все его существо целиком, захлестывает, подобно разыгравшейся непогоде, и не дает вздохнуть без колющей боли в дрожащей груди.

Вот, что внезапно открылось ему в прекрасном взгляде своей подруги; увлекло и затянуло в пропасть, подобно сметающему все на своем пути водовороту, а потому парню потребовалось несколько долгих минут, чтобы рассеянно ответить:

— С чего ты взяла, что у меня проблемы? Все хорошо, видишь? Я просто решил немного перекусить, — развел он руками, как бы оправдываясь за созданный беспорядок. Рэйчел по-прежнему грустно кивнула и села рядом с ним на корточки, взяв в руки упаковку с медовым печеньем. Она повертела в тоненьких пальчиках шуршащую бумажку, выудила оттуда бежевый квадратик в коричневую крапинку — видимо, печенье с орехами, хотя Джек этого даже не заметил — и демонстративно подняла лакомство на уровень своего лица, рассудительным голосом объясняя:

— Видишь это печенье, Джейкен? Присмотрись внимательнее, запомни каждую его деталь, потому что… Представь, что это ты, — как можно громче сказала девочка и разломила сладость на две почти одинаковые части, ничуть не смущаясь прозвучавшего в полной тишине хруста. — Парень, который пытается разобраться со всем, что происходит в его жизни, разрывается между ее частями и не замечает вовсе, как теряется в этой суете. И к чему это приводит? Вот ты пытаешься разобраться с семьей, осознаешь неизбежность потери и делаешь внутри себя какие-то определенные выводы, — Робертсон продемонстрировала каждый из разломанных кусочков, а затем поделила оба на еще большее количество частей, превращая печеньку в бесконечное множество крупных крошек. — Решаешь конфликты с друзьями, опять-таки отмечая в голове какие-то новые мысли и делая сотни ненужных поспешных выводов. А потом… Что же происходит потом, Джек? Видишь?

Рэйчел небрежным движением руки протерла оставшиеся части до мелкого порошка и высыпала получившееся на пол, сгребла обратно в ладонь и показала уставившемуся на нее парню.

— Это совсем другое, видишь? Всего лишь горсть бесполезных кусочков, которые уже никогда не станут прежней печенькой с медовым вкусом. Да, не спорю, может, и сейчас они все еще съедобные, но что-то в них все же изменилось. Как и изменилось в тебе. Ты рассыпался, понимаешь? Был целой печенькой, а теперь всего лишь куча мелких крошек.

Дауни как зачарованный смотрел на подругу и не мог найти слов в оправдание себя же —