Сел в седло и направил коня вперед. Кажется, Мерину было непривычно, что его рот не дерет мундштук уздечки, и он попытался взбрыкнуть. «Живодеру отдам на мыло!» – пообещал я, дал шенкеля, и Мерин смирился.

«Не Гневко, конечно, но вроде ничего», – отметил я.

Был бы со мной гнедой, так половина забот с плеч долой. Что нам с жеребцом десяток-другой разбойников? Передним копытом одного, задним – другого, а с третьим я бы сам справился, пока Гневко кусает четвертого… Ну а остальные бы разбежались.

Опередив обоз на вержение камня, я перешел на рысь, а потом припустился во весь опор!

Опаньки! А ведь и точно засада! Я слышал за своей спиной падение деревьев… Одно, второе… Потом – крики и маты раздосадованных бандитов. Ну тактика нападения не изменилась! Только – поторопились ребята обрушить стволы – или нервы сдали? Ну теперь можно разворачиваться и вступать в бой.

Перемахнув через первый ствол (Молодец вороной, не подкачал!), я насчитал с дюжину разбойников, выскочивших на дорогу. Человек пять кинулись ко мне, а остальные рванули на перехват обоза.

«Эх, братцы, коли сорвалось – так лучше бы сразу удрали!» – подумал я, подтаскивая к себе перевязь с палашом. Вытащив ножны из петли, клинок обнажать не стал… Ну чего с дураков взять? Не убивать же их. Одна голова, вторая…

– Коня, коня ему заваливай! – услышал я и увидел, как один из разбойников целит копьем в горло моему скакуну.

– Гневко, вправо! – рыкнул я, но было поздно…

Да и мой мерин был вовсе не Гневко… Что же это я?

Соскальзывая с седла и делая кувырок, чтобы не попасть под тушу коня, я вскочил.

– Что же вы, уроды, делаете… Коня-то за что?! – беззвучно прокричал я и вытащил палаш из ножен…

Я пришел в себя от мерзкого запаха – пахло чем-то вроде домашнего шнапса…

– Вы чё, охренели? – фыркнул я и закашлялся. Откашлявшись, вытер с лица влагу: – Вы что, шнапсом меня поливали?

Надо мной склонилось лицо Марты. Платок, которым она обычно повязывала лицо, сбился на бок, и увечья девушки предстали во всей «красе» – шрамы, две дыры на месте отрезанного носа, вечная улыбка из-за разрезанного до ушей рта… Кажется, раньше я не видел всего этого – ночью мы любили друг друга в полной темноте, а днем она скрывала свои шрамы…

– Воды под рукой не было, – виновато отозвалась Марта и, спохватившись, стала поправлять платок.

Ух, слава Богу!

– Что со мной? – спросил я, пытаясь вспомнить, что было после того как я обнажил клинок.

– Лучше не спрашивай! – испуганно покрутила головой девушка. – Я, слава Богу, позже пришла. Но и того, что успела разглядеть, хватило… Я такого за всю жизнь не видела. На руднике сколько народа убили, но так страшно не было.

– Ладно, – кивнул я и поинтересовался: – Долго я так лежу?

– Не очень, – ответила Марта. – Ты, когда последнего убил, подошел к нам с тесаком окровавленным, так мы чуть со страха не обдристались! – нервно хохотнула «стрелка». – Решили, что сейчас ты и нас зарубишь. А ты тесак протер, в ножны вложил и – рухнул!

– М-да, дела, – пробормотал я, пытаясь встать. – Вроде бы припадков за мной раньше не водилось.

– Парни сказали, что ты, как под тобой коня убили, прям-таки озверел. Пошел и начал рубить направо и налево.

– А где народ-то весь? – спросил я, поднявшись-таки с земли.

Тело казалось неподъемным. Вроде бы я стал весить раза в два больше. А, ну еще бы… На мне ж до сих пор доспехи, как тут «подъемным-то» быть?

– Парни пошли деревья с дороги убирать и трупы в канаву скинуть, – сообщила Марта. – Подожди, сейчас крикну кого-нибудь, до телеги тебя дотащим.

– Ничего, пусть делом займутся, – отмахнулся я, сделал шаг и чуть не упал от крови, прилившей к голове…

– Давай, на меня обопрись, – подставила Марта мне хрупкое плечо.

Потихонечку-полегонечку, но я доковылял до телеги и лег на солому. Теперь бы еще доспехи снять, было бы совсем хорошо. Кажется, Марта догадалась, что нужно делать. Расстегнула ремешки панциря, помогла стащить кольчугу. Снимая с меня кожаную подкольчужницу, она, словно бы случайно, засунула руку мне в штаны…

– Хм… – пренебрежительно хмыкнула девушка, трогая мои «причиндалы». Не удержавшись, начала их теребить.

– От меня сейчас толку, как от кота кастрированного, – усмехнулся я.

Но эта стервочка не унималась и добилась-таки своего. Почувствовав «оживление», вытащила руку и одобрительно кивнула:

– Жить будешь!

– Ну, девка, ты даешь! – покрутил я головой не то от изумления, не то – от восхищения!

– Я, к твоему сведению, уже почти что фрау и, кроме законного мужа, никому давать не буду! – усмехнулась Марта. – А это… Самый надежный способ узнать – здоровый мужик или больной. Ты здоровый!

От ее слов мне почему-то стало легче. Я взял Марту за руку и сделал то, чего не делал уже много-много лет, – поцеловал женщине запястье.

Марта опешила, резко отдернула руку, поднесла ее к глазам и уставилась на запястье так, словно ожидала увидеть след от проказы.

– Ты зачем это сделал? – оторопело спросила она.

Теперь настал черед оторопеть мне.

– Что – это? – не понял я.

– Ты зачем мне руку поцеловал, словно благородной?

– Эх, Марта-Марта, – вздохнул я. – Помнишь, ты мне как-то сказала – дурак ты, наемник? Вот и я теперь говорю – дура ты, и уши у тебя холодные…

– Почему дура? – недоуменно пожала плечами девушка, а потом развернулась и ушла… Может быть, сама догадается.

Я не стал изводить себя мыслями – что и как, а попытался устроиться поудобнее и потеплее. Зарылся в солому, набросил на себя все, что оказалось рядом – поддоспешник, плащи, – и заснул как убитый.

Как мне потом сказали, я проспал почти сутки. Спал всю дорогу от долины святого Иоахима и до самого «Венаторвилля». А ведь в прошлый раз я шел почти неделю. Стало быть, был и короткий путь!

Приехали мы ближе к вечеру. Разгрузили телеги, свалив в одну кучу тюфяки и посуду, бочонки с вином и серебряную руду, накормили-напоили коней. Задумались – куда нам девать брата Гуго? Наш монашек во время пути умудрился напиться (верно, где-то в рясе оказалась фляжка) и теперь пребывал в блаженном оцепенении. Завтра он нужен трезвым, и оставлять его рядом с вином нельзя! Решили отнести «бренное тело» в сарайчик и заложить соломой. Хоть и зима на дворе, но замерзнуть не должен. Зато – протрезвеет к утру и сумеет-таки обвенчать молодых.

Марта порывалась разобрать «трофеи», но мужское большинство дружно завыло, требуя ужина. Наша атаманша смирилась, принявшись на скорую руку варить похлебку. Благо среди добычи оказались и крупа, и лук, и мясо…