— Вы поезжайте, а я присоединюсь к вам, если смогу, Дарл.Мне тут нужно кое-что сделать, — Опять что-то готовишь? — Теперь, признав своювину в том, что заставила Кантату вернуться в родные края, Дарла считала себявправе и грубить.

— Нет, занимаюсь старыми бумагами Скотта. — И где-то она негрешила против истины. Потому что, как бы ни закончилась эта история с ДулиМаккулом, она хотела освободить рабочие апартаменты Скотта. Пусть все бумагиотправляются в Питтсбург, где им, безусловно, самое место, но с условием, чтоеё приятель-профессор к ним не прикоснётся. Вуддолби мог хоть повеситься, Лизиэто не волновало.

— Понятно. — Дарле её слова определённо не понравились. —Ну, в таком случае…

— Я присоединюсь к вам, если смогу, — повторила Лизи. — Еслинет — увижусь с вами уже в «Гринлауне».

Но сразу отделаться от Дарлы не удалось. Она сообщила всюинформацию о рейсе Канти, которую Лизи послушно записала. Чёрт, она дажеподумала, а не поехать ли ей в аэропорт Портленда. По крайней мере эта поездкавытащит её из дома — подальше от телефона, от кедровой шкатулки, от большинстваужасных воспоминаний, которые, похоже, так и вились над её головой.

И тут, прежде чем она сумела остановить его, ещё одновоспоминание вырвалось наружу. Лизи подумала: Ты не просто вышла из-под ивы вснег, Лизи. В этом переходе было нечто большее. Он вывел тебя…

— HET! — вскричала она и шлёпнула ладонью по столу. Звуксобственного крика испугал, но принёс нужный результат: резко и полностьюоборвал опасную цепочку мыслей. Впрочем, мысли эти могли вернуться… и это былабы беда.

Лизи посмотрела на кедровую шкатулку, стоящую на столе.Таким взглядом женщина могла бы одарить любимую собачку, которая ни с того ни ссего укусила её. «Вернёшься обратно под кровать, — подумала Лизи. — Вернёшьсяобратно под meingottскую кровать, и что потом?»

— Бул-конец, вот что, — ответила она. Вышла из дома ипересекла двор, направляясь к амбару, держа шкатулку перед собой, словно в нейлежало что-то очень хрупкое или взрывоопасное.

Дверь в кабинет она нашла открытой. От порога на полукоридора лежал освещённый прямоугольник: в кабинете горел свет. Последний разЛизи уходила из кабинета смеясь. И не помнила, оставила ли дверь открытой илизакрыла за собой. Она подумала, что свет был погашен, подумала, что вообще незажигала его. Но, с другой стороны, в какой-то момент она абсолютно несомневалась в том, что кедровая шкатулка доброго мамика стоит где-то начердаке, не так ли? Может, один из помощников шерифа заглянул сюда и оставил светвключённым? Лизи полагала, что такое возможно. Она полагала, что возможно всё.

Прижав шкатулку к животу, можно сказать, защищая её, Лизиподошла к открытой двери кабинета, заглянула в него. Пусто… вроде бы пусто… но…

Без всякой застенчивости она приникла глазом к щели междудверью и косяком. «Зак Маккул» за дверью не прятался. Никто не прятался. Нокогда она вновь оглядела кабинет, то сразу увидела, что в окошке автоответчикавновь горит сердитая ярко-красная единица. Лизи вошла, сунув шкатулку под мышку,и нажала на клавишу «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ». И после короткой паузы зазвучалспокойный голос Джима Дули.

— Миссас, я думал, мы договорились о встрече в восемь часоввчера вечером. А теперь я вижу вокруг дома копов. Похоже, вы не понимаете, каквсё серьёзно, хотя я думаю, что появление дохлой кошки в почтовом ящике трудноистолковать неправильно. — Пауза. Она смотрел а на автоответчик какзачарованная. «Я же могу слышать его дыхание», — подумала она. — Я с вами ещёувижусь, миссас.

— Пошёл на хер, — прошептала Лизи.

— Знаете, миссас, это… как-то… некрасиво, — сказал ДжимДули, и на мгновение она подумала, что ей ответил автоответчик. Потом поняла,что вторая версия голоса Дули принадлежала живому человеку, и источник этогоголоса у неё за спиной. Вновь с ощущением, что пребывает в одном из своих снов,Лизи Лэндон развернулась на сто восемьдесят градусов.

Она пришла в ужас от его ординарности. Он стоял на пороге еёмаленького, так ни разу и не использованного по назначению кабинета в амбаре, спистолетом в одной руке (и вроде бы держал во второй пакет с ленчем), а у неёне было уверенности, что она смогла бы указать на него при опознании в полиции,при условии, что и другие мужчины быди бы худощавыми, в рабочей одежде цветахаки и бейсболках «Портлендских тюленей». Узкое, без морщин лицо, ярко-синиеглаза — другими словами, лицо миллионов янки, не говоря уже о шести или семимиллионах жителей гор на среднем и дальнем юге. Шести или чуть меньше футовростом, в одном месте из-под бейсболки торчала светло-русая прядь.

Лизи смотрела в чёрную дыру в стволе пистолета ичувствовала, как слабеют ноги. В руке он держал не игрушку калибра 0,22 дюйма,а настоящую «пушку», большой автоматический (она решила, что автоматический)пистолет, пули которого оставляли за собой огромные дыры. Лизи присела на крайстола. Если бы стола в том месте не оказалось, плюхнулась бы задом на пол. Намгновение решила, что вот-вот надует в штаны, но в последний момент сумелаудержать мочу в положенном месте. По крайней мере на какое-то время.

— Берите что хотите, — прошептала она сквозь не желавшиешевелиться, будто накачанные новокаином губы. — Берите всё.

— Пойдёмте наверх, миссас, — ответил он. — Мы поговоримнаверху.

Одна мысль о том, что она окажется в кабинете Скотта наединес этим человеком, наполнили её ужасом и отвращением.

— Нет. Берите бумаги и уходите. Оставьте меня одну;

Он терпеливо смотрел на неё. По первому взгляду он выгляделлет на тридцать пять. Потом она увидела веера морщинок в уголках глаз и рта ирешила, что он на пять лет старше, как минимум на пять.

— Наверх, миссас, если вы не хотите начать наше общение сдырки в стопе. Это болезненный способ ведения деловых переговоров. В стопемножество костей и сухожилий.

— Ты не… ты не решишься… шум… — С каждым словом собственныйголос всё удалялся от неё. Словно голос находился в поезде, и поезд отходил отстанции; её голос высовывался из окна; нежно с ней прощаясь. Бай-бай, маленькаяЛизи, голос должен покинуть тебя, скоро ты станешь немой.

— Шум меня нисколько не тревожит. — Дули, похоже, забавлялопроисходящее. — Ваших ближайших соседей дома нет, полагаю, уехали на работу, аваш домашний полицейский отбыл по каким-то делам. — Улыбка с лица ушла, новеселье осталось. — Что-то вы посерели. Полагаю, моё появление для вас — сильныйшок. Похоже, вы сейчас хлопнетесь в обморок, миссас. Если хлопнетесь, избавитеменя от одной работёнки.