— Из-за моей матери,— коротко ответил Гальяна.

Берег за деревней был пуст, если не считать нескольких лежащих на песке рыбацких лодок, раскрашенных в самые разные цвета — синий, красный, желтый,— но с обязательной парой больших черных глаз на носу. Выстрелы звучали все так же приглушенно, однако теперь Шарп уже видел дымок, поднимающийся над сосновым лесом за дюнами. Шли молча, пока Перкинс не заявил вдруг, что заметил кита.

— Бутылку рома ты заметил, а не кита,— сказал Слэттери.— Нашел да выпил.

— Я видел, сэр! Правда! — воззвал к Шарпу обиженный недоверием Перкинс, но Шарп промолчал — ему было сейчас не до Перкинса с его видениями.

— Я видел однажды кита,— вставил Хэгман.— Дохлого. Ну и воняло же от него!

Перкинс снова повернулся к морю, надеясь увидеть кита или хотя бы то, что он принял за оного.

— Вы видите вон то облако… у него спина как у ласточки,— предположил Харрис.— Или как у кита?* (* Шекспир.У. Гамлет. Акт3,сцена2. Перевод М. Лозинского.)

Все в недоумении уставились на него.

— Не обращайте внимания,— сказал Харпер.— Парень строит из себя умника.

— Это Шекспир, сержант.

— А мне наплевать, пусть хоть сам архангел Гавриил. Ты просто задаешься.

— В Сорок восьмом был такой сержант Шекспир,— сказал Слэттери.— Та еще сволочь. Подавился орехом. Насмерть.

— От ореха не умирают! — возразил Перкинс.

— А вот он окочурился. Рожа посинела, и… отдал концы. Оно и к лучшему. Зверь был.

— Господи, спаси Ирландию! — пробормотал Харпер. Правда, к смерти сержанта Шекспира эти слова не имели никакого отношения, а были вызваны появлением на берегу и движущейся навстречу им кавалькады. Вьючные мулы неслись во весь опор, не разбирая дороги.

— Стоять! — скомандовал Шарп. Они сбились тесной группкой, и мулы, разделившись, пронеслись мимо. Капитан Гальяна попытался выяснить у погонщиков, что случилось, но ему не ответили.

— А я и не знал, Фергус, что ты служил в Сорок восьмом,— сказал Хэгман.

— Три года, Дэн. Потом их отправили в Гибралтар, а я приболел и остался. Чуть не помер.

Харрис попытался схватить пробегавшего мимо мула, но тот проскочил.

— И как же ты попал в стрелки?

— Служил капитану Мюррею, а когда он подался в стрелки, то и меня взял с собой.

— А что ирландцу делать в Сорок восьмом? — удивился Харрис.— Они же из Нортгемптоншира.

— Их набирали в Уиклоу,— сказал Слэттери.

В конце концов капитану Гальяне удалось остановить одного погонщика, который сбивчиво рассказал о наступлении французов.

— Говорит, что противник захватил тот холм.— Гальяна указал на Черро-дель-Пуэрко.

Шарп развернул подзорную трубу и снова задействовал Перкинса в качестве подставки. На вершине капитан увидел артиллерийскую батарею и по меньшей мере четыре батальона синих мундиров.

— Точно, они там,— подтвердил он и, повернув трубу в сторону деревни, расположенной между холмом и морем, обнаружил испанскую кавалерию. Была там и испанская пехота, два или три батальона, но они отдыхали на берегу между дюнами. Ни захват высоты французами, ни звуки боя, разгоревшегося в лесу слева от Шарпа, похоже, нисколько не беспокоили ни тех, ни других.

Шарп протянул подзорную трубу Гальяне.

— У меня своя,— ответил испанец.— И что они там делают?

— Кто? Французы?

— Почему они не атакуют вниз по склону?

— А что делают те испанцы? — спросил Шарп.

— Ничего.

— Значит, они там и не нужны. Похоже, внизу лягушатников уже ждут. А там с ними уже заканчивают.— Шарп указал в сторону леса.— Вот туда я и пойду.— Мулы уже проскочили, и несколько погонщиков шли за ними, подбирая рассыпавшиеся лепешки. Шарп тоже подобрал одну и разломил пополам.

— Так мы, сэр, ищем Восьмой? — поинтересовался Харпер, когда они направились к лесу.

— Да. Только сомневаюсь, что я их там найду.

Одно дело заявить о желании отыскать полковника Вандала, и совсем другое — отыскать его в этой неразберихе. Еще неизвестно, здесь ли вообще Восьмой полк — они могли быть где угодно. Ясно, что какие-то французы находились за протокой, другие заняли холм, и еще какие-то за сосновым лесом, где били пушки. Шарп поднялся по песчаному откосу, спустился и оказался в тени деревьев. Гальяна, весь план которого, похоже, свелся к тому, чтобы держаться рядом с британцем, снова спешился — низкие ветви не позволяли ехать верхом.

— Тебе со мной идти необязательно,— сказал Шарп Харперу.

— Знаю, сэр.

— Я к тому, что это не наше дело.

— Там полковник Вандал, сэр.

— Его еще нужно найти,— с сомнением заметил Шарп.— Сказать по правде, Пэт, я здесь только потому, что мне нравится сэр Томас.

— О нем все хорошо отзываются, сэр.

— И это наша работа, Пэт,— сурово добавил Шарп.— Там дерутся, а мы солдаты.

— Выходит, дело все-таки наше?

— Конечно, черт возьми.

Некоторое время Харпер шел молча, потом спросил:

— Так вы, сэр, и не собирались нас отпускать?

— А ты бы ушел?

— Я же здесь, сэр,— сказал Харпер, уклонившись от прямого ответа.

Мушкетный огонь впереди усилился. Отдельные выстрелы, напоминавшие треск сухих веток под ногой, смолкли, и теперь лес вздрагивал от резких, гулких залпов, за которыми слышались пронзительно-тревожные крики трубы и ритм барабанов. Мелодия звучала незнакомая, и Шарп решил, что играет французский оркестр. Потом загрохотали пушки. Между деревьями, стряхивая иголки, засвистели пули. Французы били картечью, и воздух пах смолой и пороховым дымом.

Через несколько минут они вышли к колее, накатанной колесами орудийных лафетов. С десяток привязанных к деревьям мулов охраняли три красномундирника.

— Вы из Гемпширского? — спросил Шарп, увидев желтый кант.

— Так точно, сэр.

— Что тут происходит?

— Мы не знаем, сэр. Нам сказали охранять мулов.

Пошли дальше. Пушки стреляли уже постоянно, чередуясь с мушкетными залпами, но стороны еще не сблизились, потому что Шарп слышал и отдельные выстрелы, говорившие о том, что стрелковые цепи по-прежнему развернуты. Картечь и пули проносились по лесу подобно порывам ветра.

— Высоко берут лягушатники,— заметил Харпер.

— Как всегда, слава богу.

Шум боя нарастал по мере того, как они приближались к краю леса. Под сосной лежал мертвый португальский стрелок. Коричневый мундир потемнел от крови. Смертельно раненный, он, должно быть, приполз сюда, оставив на сухих иголках кровавый след. В левой руке солдат сжимал распятие, пальцы правой замерли на ложе винтовки. Чуть дальше, шагах в пяти от португальца, дергался и хрипел красномундирник с черной дыркой на мундире с желтым кантом.