— Стрелять повзводно! — закричали офицеры, и теперь залпы следовали один за другим, непрерывно, пока одни перезаряжали, другие стреляли. Нескончаемый свинцовый шквал обрушился на французов.

— Ниже! Брать ниже!

Сквозь дым хлестнула картечь. Солдат вывалился из строя, зажав выбитый глаз; лицо мгновенно превратилось в залитую кровью жуткую маску. Но на французской стороне потерь было больше — передовые шеренги обливались кровью.

— Чтоб меня!

Шарп вышел из леса на правом фланге британского строя. Впереди и чуть правее разместилась батарея Дункана. Пушки били прямой наводкой, и после каждого выстрела орудие отскакивало назад на три-четыре шага. Еще дальше, за пушками, стояли португальские касадоры — или, вернее, то, что от них осталось,— а слева от него растянулась красномундирная цепь. Шарп присоединился к португальцам. Вид у них был донельзя усталый, на посеревших от пороха лицах выделялись белки глаз. Батальон был новый, впервые попавший в переделку, тем не менее португальцы выполнили свой долг, хотя и понесли страшные потери — пустошь перед французами была усеяна телами в коричневых мундирах. Впрочем, левее, на британской стороне, мелькали и зеленые куртки.

Французы растягивались по фронту, но получалось у них плохо. Одни старались пробиться вперед, чтобы обязательно послать в противника свою пулю, другие же, наоборот, думали о том, как бы спрятаться за спиной более смелого товарища, а сержанты запихивали их обратно в строй. Пригоршня картечи прошумела над головой, и Шарп по привычке огляделся, проверяя, все ли целы. Из его пятерки никто не пострадал, а вот стоявший рядом португалец завалился на спину с разорванным горлом.

— Не знал, что вы с нами! — раздался голос за спиной, и Шарп, обернувшись, увидел майора Дункана верхом на лошади.

— Как видите,— ответил он.

— Вы не могли бы побеспокоить их пушкарей?

Всего у французов наличествовало шесть орудий. Два уже были выведены из строя меткими выстрелами дункановской батареи, но оставшиеся четыре исправно поливали левый фланг британского строя ненавистной картечью. За французов было расстояние — слишком большое для прицельной стрельбы даже из винтовки — и дым, после каждого выстрела накрывавший орудия дымовой шапкой. Шарп выдвинул своих парней вперед, поближе к португальцам.

— Здесь тебя никто не достанет, Пэт,— сказал он Харперу.— Стой себе да постреливай. Это даже и не война вовсе.

— Убить пушкаря мне завсегда в радость, сэр,— отозвался сержант.— Верно, Харрис?

Харрис, громче других протестовавший против вовлечения «не в свое дело», поднял винтовку.

— Ваша правда, сержант.

— Ну так порадуй себя. Подстрели чертова пушкаря.

Шарп всматривался в ряды наступающей французской пехоты, но различить из-за дыма получалось немногое. Он видел двух Орлов и рядом с ними небольшие флажки на алебардах солдат, обязанность которых заключалась в охране Орлов. Мальчишки-барабанщики все еще отбивали pas de charge, хотя французы и стояли на месте. Настоящим шумом сражения был неумолкающий, безжалостный, похожий на отрывистый сухой кашель залповый огонь мушкетов, и если прислушаться, можно было услышать, как пули щелкают по мушкетам и впиваются в плоть, как вскрикивают раненые и ржут валящиеся на землю лошади. Не в первый уже раз Шарпа поразила смелость и стойкость французов. Им приходилось нелегко, однако они держались. Горки убитых росли, раненые уползали в тыл, а оставшиеся в строю перезаряжали и стреляли, словно не замечая свинцового града британцев. Никакого порядка в их рядах уже не осталось, колонны развалились на неравномерно плотную цепь, которая растягивалась все больше по мере того, как каждый находил в ней место для себя, но при этом оставалась гуще и короче британской. В две шеренги дрались только британцы и португальцы. Французы, разворачиваясь в цепь, предпочитали три шеренги, но в той, что получилась сейчас сама собой, глубина достигала местами шести и даже семи человек.

Еще одна французская пушка вышла из строя. Ядро разбило колесо, орудие завалилось набок, едва не придавив артиллеристов.

— Хороший выстрел! — крикнул Дункан.— Дополнительная пайка рома расчету! — Он, конечно, понятия не имел, какое из его орудий так отличилось, но уже решил, что даст рому всем. Ветер унес дым от французской батареи, и Дункан увидел, что какой-то пушкарь катит новое колесо. Хэгман, опустившись на колено среди убитых португальцев, заметил другого, тянущего к гаубице пальник. Хэгман спустил курок, и француз пропал за коротким жерлом орудия.

Воодушевлять британцев было некому. На кораблях не нашлось места для инструментов, но музыканты прибыли сюда, сменив трубы и барабаны на мушкеты, и сейчас выполняли привычную работу: находили раненых и оттаскивали к деревьям, где за них брались врачи. Остальные красномундирники дрались, делали то, чему их обучили, а обучили их стрельбе из мушкета. Заряжать и стрелять. Заряжать и стрелять. Достать патрон. Откусить верх. Засыпать щепотку запального пороха. Закрыть замок. Приклад в землю. Порох в дуло. Заложить пыж. Загнать. Опустить пулю. Забить. Приклад к плечу. Взвести курок.

Прицелиться. Брать ниже — помни об отдаче. Ждать приказ. Спустить курок.

— Осечка! — крикнул кто-то, и это означало, что кремень дал искру, однако заряд в стволе не воспламенился. Подбежавший капрал выхватил у солдата мушкет, сунул ему другой, взятый у убитого, а неисправный положил на траву позади строя. Еще кто-то остановился, чтобы сменить кремень, но залпы не умолкали.

Французы, хотя и сумели немного сорганизоваться, стреляли не так быстро, как красномундирники. Последние были профессионалами, тогда как большинство французской пехоты составляли рекруты. Их собирали в армейских лагерях и обучали, но не позволяли практиковаться с настоящим порохом. В бою на три пули, посланные британцами, французы отвечали двумя, и правила математики снова срабатывали в пользу первых, однако численное преимущество оставалось за вторыми, и по мере того, как их цепь растягивалась все шире, боги математики все увереннее склоняли чашу весов в пользу синих мундиров. Все больше и больше солдат императора занимали место в шеренге, и все больше и больше красномундирников оказывались на траве, под деревьями. Особенно тяжело приходилось «Серебряным хвостам» на левом фланге, где им не помогала артиллерия. Ротами уже командовали сержанты. Соотношение сил здесь было один к двум, потому что Лаваль прислал на помощь своему правому флангу один из вспомогательных батальонов. Бой напоминал теперь схватку двух боксеров, строго соблюдающих правила и обменивающихся жесткими ударами без перчаток, но не сходящих с места. Победить в таком состязании должен был тот, кто способен дольше терпеть боль.

— Вы, сэр, вы! — Требовательный голос за спиной заставил Шарпа оглянуться, но сидевший на коне полковник обращался не к нему, а сердито смотрел на капитана Гальяну.— Где, черт возьми, ваши люди? Вы говорите по-английски? Ради бога, кто-нибудь, спросите, где его люди.

— У меня нет людей,— торопливо ответил Гальяна на английском.