Как только мы вышли на западную окраину Ратно, вслед за нами по мосту уже мчались танки. Теперь нам нужно собрать свои подразделения и, пользуясь тем, что противник своими уцелевшими силами вновь успел оторваться от нас, уточнить потери и уяснить дальнейшую задачу. По шоссе на Брест уже подтягивались войска и техника, а до границы с Польшей было еще далеко.

Взвод мой, к сожалению, заметно поредел. Погибли 3 человека, раненых тоже было трое, но среди них всех не оказалось нашего уникума Гефта. И никто не видел его ни среди убитых, ни среди раненых. Включили Гефта пока в список «без вести пропавших». После боев за Брест, где я сам был тяжело ранен, вернувшись из госпиталя, узнал, что Гефт благополучно объявился с какими-то справками об участии в боях с другими частями, да еще с полученным легким ранением и с «проявлением героизма». Комбат у нас тогда сменился, Гефт был отчислен из батальона с восстановлением во всех правах.

Когда за мостом мы собрали свои взводы, перемешавшиеся в ходе атаки и штурма моста, отправили в тыл раненых, поступила команда соединиться вновь с полком, форсировавшим реку Припять южнее. Значит, нам опять вместе с ним продолжать наступление в направлении села Жиричи и далее, к озеру Турское.

На подступах к Жиричам полк снова встретил упорное сопротивление. Наши подразделения были срочно переброшены на самое опасное направление, усилив собой боевые порядки полка. Перемешавшись с его солдатами, мы заметили, что в рядах гвардейцев возникло оживление. Поняли они, что рядом с ними в роли рядовых бойцов находятся недавние офицеры и в атаку они пойдут вместе. И в этих солдат будто влилась какая-то новая, свежая сила. Все-таки мудрым было это решение — слить воедино такие разные контингенты воинов. Ведь и у большинства штрафников, наверное, повысилось чувство ответственности за свое поведение на поле боя в присутствии вчерашних, а может быть, и завтрашних подчиненных.

Находившийся рядом со мной, не помню его фамилии, штрафник-пулеметчик заметил, что в нашем направлении особенно интенсивно ведут огонь несколько пулеметов немцев, засевших на чердаке большой хаты с соломенной крышей. Ответный винтовочный огонь полковых солдат должного эффекта не давал. А так как место было открытое и большинство бойцов не успели отрыть даже «ячейки для стрельбы лежа», то от этих пулеметов еще до атаки можно было ожидать немалых потерь. Ну а во время атаки они еще многих бы положили.

И вот этот штрафник-пулеметчик говорит: «Сейчас я их оттуда выкурю», подбирает и заряжает магазин патронами с зажигательными и трассирующими пулями. Я понял, что он хочет поджечь крышу этой злополучной хаты. Вроде и жалко, ведь добротная хата сгорит, но… война есть война. И так четко при свете еще не совсем угасшего дня были видны впивающиеся в эту крышу огненные трассы, посланные славным моим пулеметчиком!

Буквально через несколько минут крыша задымилась, а затем и заполыхала. Огонь немецких пулеметов прекратился (жарко им там стало!), и тут взвились ракеты, означавшие начало атаки. Штрафники, а за ними гвардейцы полка поднялись и устремились к селу. Бой был опять скоротечным, и через 15–20 минут село было полностью нашим. Уже в начинавших сгущаться сумерках ярко горела зажженная пулеметными очередями хата. Немецких трупов было много, но они вдруг как по команде пользуясь сумерками и густым лесом западнее Жиричей, исчезли из виду.

По команде снова кратковременный отдых, снова сбор подразделений, подсчет потерь. С огорчением я узнал о гибели пулеметчика, что «выкурил» немцев с крыши теперь догорающей хаты и фактически спас во время атаки многих наступающих солдат полка и наших бойцов.

Уже совсем стемнело, когда нашли нас походные кухни и подвода с боеприпасами. Как кстати, ведь за целые сутки фактически не было возможности даже погрызть сухарей, да и боеприпасы уже надо пополнить. А тут полкотелка наваристого супа, приличная порция гречневой каши с мясом, да еще и боевые сто граммов!

Подкрепились добрым «обед-ужином», разобрали патроны и гранаты, а посыльный от полка принес новую задачу: не дать противнику оторваться далеко и не позволить ему за ночь закрепиться на каком-нибудь рубеже. Наши роты вновь выводились из состава полка на его правый фланг, и фактически штрафбату предстояло теперь действовать самостоятельно. Стало ясно, что немцы и впредь будут не просто отступать, но, оставляя группы прикрытия, стараться сбивать темп нашего наступления, укрепляться на выгодных рубежах. Конечно же, предполагалось, что главным из них может стать крупная преграда — река Западный Буг, впадающая в реку Нарев в отличие от Южного Буга, устье которого у Черного моря. На этом Нареве, забегая вперед, скажу: через 3 месяца мы «хлебнули» лиха, еще невиданного.

А здесь, в ночь на 20 июля, наступал период новолуния, видимых звезд было неисчислимое множество, как бывает вдали от освещенных улиц, когда звездный свет ничем не забивается. Глядя на эту звездную бесконечность, становилась понятнее безграничность мироздания и то, какая песчинка в нем — судьба одного человека, особенно на войне.

Мы медленно, почти ощупью продвигались вперед, ориентируясь по звездам и слабо подсвечиваемому компасу, опасаясь напороться на вражескую засаду, пока не уткнулись в озеро Турское. Осторожно двигаясь в темноте, мы потеряли непосредственный контакт не только с полком, который теперь должен был действовать слева от нас, но и с остальными ротами батальона. Получилось, что у нашей группы из двух рот оба фланга оказались открытыми. Это очень опасно, а вдруг немцы ударят во фланг? Но, как говорится, и на этот раз «пронесло»!

К рассвету колонна из двух рот приблизилась к селу Тур. Противник встретил наше походное охранение пулеметным огнем, основные силы наших рот вступили в бой. Где были остальные силы батальона, мы тогда еще не знали и вдруг услышали бой на другой окраине села. Это как раз и была та часть батальона, с которой у нас было утрачено соприкосновение, она обошла озеро слева, и общими силами штрафбата немцы были выбиты из села Тур. Так как немцы опять от нас оторвались и их заслону здесь спрятаться было негде, наши взводы снова свернулись в колонны, чтобы идти по дорогам легче и быстрее.

И тут нас поджидал «сюрприз», подготовленный отступающими фрицами. По одной из дорог, ведущей из села Тур на Хотислав (новое направление), двигалось наше передовое охранение. И вдруг там прогремел взрыв: подорвался боец на мине. Командир роты вызвал меня на место взрыва (в роте я уже считался «специалистом» по минам), и мы обнаружили еще несколько мин. Наверное, передовое охранение от взвода Булгакова, занятое наблюдением за возможным появлением противника, не обращало должного внимания на саму дорогу, вот и результат. Оказали помощь раненому, доложили в штаб и медпункт батальона, из винтовочных шомполов соорудили щупы, и движение возобновилось. Теперь внимательнее смотрели и под ноги, урок был дан. Темп движения, естественно, снизился.

Неожиданно в небе возникла довольно значительная группа немецких «мессеров» с крестами на крыльях и фюзеляжах. Быстрое рассредоточение позволило избежать серьезных потерь, огонь по ним бойцы вели, но, к сожалению, без результата. Не успела скрыться эта группа фашистских стервятников, как с более мощным гулом моторов и заметно выше в небе появились бомбардировщики. Как подсказывали бывшие авиаторы, то были «хейнкели» и «юнкерсы». Вскоре стало видно, как с них вниз посыпались какие-то разной конфигурации предметы, стремительно увеличивающиеся, приближаясь к земле. Я впервые видел бомбежку, но вместе с бомбами летело всякое другое железо! Даже для усиления устрашения порождающие леденящие душу звуки продырявленные металлические бочки.