– Привет.

– Работаешь?

Девушка пожимает плечами. Идут молча.

– Знаешь, я никогда раньше этого не делал. Не платил за секс.

– Ну… Хорошо.

– У меня пятерка.

Она молчит. Не знает, что сказать.

– Мало? Или хватит?

Она неопределенно пожимает плечами.

– Смотря для чего…

– По-быстрому. У меня в машине.

– Нормально.

Он берет ее за руку и тянет за собой:

– Пошли…

– Подожди… Я… Давай поговорим…

– В машине поговорим!..

Есеня напряженно следит, как маячок развернулся, движется по улице в обратную сторону. Внезапно – мерцает, с характерным звуком.

– Дала сигнал! Погнали!

С места срывается машина полиции и машина с группой захвата. Есеня напряженно смотрит на планшет.

– Твою мать…

– Что там?!

– Сигнал пропал!! Давай быстрее!!

Машины полиции и группы захвата мчатся по улице. Подлетают туда, где был последний раз зафиксирован сигнал. Фары выхватывают из темноты стоящую у обочины машину с открытой дверью. Чье-то тело на земле. Есеня выскакивает из машины первой. Подбегает. На земле лежит крепкий парень – ссадина на виске. Можно подумать, мертв – но потом со стоном поводит головой. Есеня слышит всхлипывания – светит за звук. Девушка сидит у стены. Сумочка в руках.

– … Я… Я не зналааа…

Уже подбежали остальные, склонились над мужчиной. Молодой сотрудник присвистнул.

– Ты чем его так?

– С-сумочкой… Там… там гантель… Маленькая… Он умер, да?

Пострадавшему, постепенно приходящему в себя, помогают сесть – но его ведет и рвет. Молодой сотрудник поднимает сумочку, осматривает.

– Она ему так вломила, что маячок сломался.

Один из бойцов группы захвата светит в лицо мужчине.

– …На сотрясение похоже. Слышь, ты чего от девушки хотел?

– Секса. Она… Проститутка…

Мужики ржут, помогая молодому мужчине встать. А девушка, все еще напуганная, держит Есеню за руку.

– … Он сказал – пятерка у него… И в машину потащил. Я испугалась! Я же… Я же не знала, что это ваш!..

– Почему – наш?

– А нет разве? Так другой ваш сказал…

– Какой – другой?

– С бородой который. Он еще про жучки что-то бормотал, я не поняла…

Есеня вдруг резко сжимает руку девушки, и та замолкает от неожиданности. Остальные заняты пострадавшим, на них не обращают внимания.

– Куда он делся? Покажи.

Девушка указывает направление. Есеня устремляется туда.

– Все. Закончили операцию.

– Еще же не два?

– После такого шума сегодня уже ничего не будет!

Есеня уходит в указанном девушкой направлении. Есеня быстрым шагом проходит в пустой сквер – тут только один человек, он перебегает от скамейки к скамейке, наклоняется, разглядывает что-то. Характерная сутулая фигура. Подойдя ближе, Есеня понимает, что не ошиблась – Меглин.

– Ты как… ты что тут делаешь?!

– Вы за ним охотились. Он за вами!.. Теперь знает, что за ним охотятся…

– С чего ты взял, что он был здесь?

– Видел!

Он сердито смотрит на Есеню.

– Камер понатыкали, жучков – а глаза? Глаза иметь надо, рядом!

– Не хотели спугнуть… Ты же сам сказал, нельзя делать облаву…

– … Я бы не спугнул!

Меглин останавливается возле одной скамейки. На ней – вдоль сиденья – выложены листья: человек сидел, ждал, занимал чем-то время.

– Вот тут он сидел. Видишь? Один к одному лежат, дружочки… Ему важно. Чтобы все ровно. По его правилу. От начала до конца! Если что-то не совпадает – все. Не встает!

Есеня берет Меглина под руку.

– Поехали.

Он позволяет себя увести.

– Снова попробует. Завтра! Завелся! А не получил.

– Выведем на улицу больше людей.

– Место не угадаете. Место поменяет.

У Есени звонит телефон. Она смотрит – кто. Самарин. Она отходит. Отвечает.

– Немного поздно для психологической помощи – нет?

– Я звоню не как психолог, а как… неравнодушный человек. Я сегодня общался с вашим мужем. Нам надо встретиться.

– Когда?

– Когда хотите.

– На прежнем месте. Через час.

Он отключился. Есеня ведет Меглина. Он держится за раненый бок. Поддерживают друг друга.

Есеня встречается с Самариным в парке, на его любимом месте.

– Женя к вам на прием ходит?

– Нет. Тогда я бы не мог нарушить профессиональной тайны. Он обратился за советом. По процедуре лишения родительских прав.

– Почему – к вам?

– У меня был опыт.

– Успешный?

Самарин смотрит на нее и примиряюще поднимает руки.

– Гонца не убивайте? …Он считает, вы обвиняете себя в смерти отца.

– С чего это?

– Вы упустили момент, когда сорвался Меглин. И сами теперь близки к срыву. Он считает, вы опасны для окружающих – даже для собственной дочери. Особенно для нее.

Есеня еле сдерживается.

– И что? Согласились помочь?!

– Я – нет. Но найти того, кто согласится, – несложно.

– Это все?

– Да…

– Спасибо…

Собирается идти.

– Нет! Это не все… Простите, я… Черт, не знаю, как сказать… Я никогда не лезу в душу, понимаете? Хотя кажется наоборот… Я как врач скорее. Больше оцениваю. Помогаю. Всегда держу дистанцию. Но… Вы мне небезразличны. Не в том смысле, как это обычно говорят. Мне за вас больно. Я вижу, как вам непросто. Работа, Меглин, теперь Женя, дочь. Говорят люди – сумма их поступков. Это не так. Мы – сумма своих воспоминаний. Мы – то, о чем мы помним. Бросьте все. Займитесь дочкой. Верните ее. Она главное. Все остальное неважно. Кроме детей.

Она некоторое время стоит, ничего не говоря, потом, чуть кивнув, уходит. Он продолжает смотреть ей вслед – распахнутым, детским взглядом. Он впервые так открылся.

Есеня разводит руки – «сдаюсь». Самарин продолжает допрос, хотя это кажется уже просто разговор по душам.

– Человек не может быть жертвой. Если он ею становится… он делает жертвой другого. Поэтому среди жертв насилия так много насильников. Тебя ударили, ты не можешь ответить и бьешь того, кто слабее. Это восстанавливает равновесие. Жертва может казаться сколь угодно сильной и уверенной в себе. Но не перестает быть жертвой.