задолженности был установлен первичный профицит, который достиг 2 процентов.

Конечно, правительство занималось не одной экономикой. Мы стремились развернуться лицом и к проблемам науки, образования, культуры — и не только через своевременную выплату заработной платы, погашение долгов работникам этих сфер, строгое финансирование их по федеральному бюджету. Нужно было многое исправлять.

Мне доложили о том, что буквально накануне дефолта наши предшественники приняли постановление правительства № 600, утверждавшее программу экономии государственных расходов. Программа сама по себе была, несомненно, нужной. Экономия государственных средств должна была в первую очередь охватить необоснованные, подчас «купеческие» расходы чиновничьего аппарата, главным образом высших чиновников — в частности, строительство государственных дач, в то время, когда не хватает жилья, детских учреждений. Следовало идти глубже: перестраивать неэффективную систему социальных льгот, исключать нерациональное использование бюджетных учреждений, сокращать громоздкий управленческий аппарат, избавляться от дублирования в работе федеральных органов исполнительной власти, наводить строгий порядок в использовании средств федерального бюджета в Вооруженных силах.

Между тем наряду с обоснованными и необходимыми мерами рачители «экономии государственных расходов» додумались даже до отмены целого ряда надбавок и доплат преподавателям вузов, учителям средних школ, получающим и без того мизерное вознаграждение за свой тяжкий и столь важный для общества труд. Программа предусматривала «экономию» и за счет снижения на 30 процентов и без того мизерных стипендий студентов учебных заведений среднего и высшего профессионального образования. Постановлением нашего правительства от 11 декабря 1998 года мы отменили реализацию этих и подобных «мероприятий».

Совершенно естественно, что мы отменили также предложение предыдущего правительства о сокращении расходов на фундаментальные исследования и содействие научно-техническому прогрессу. При нашем правительстве впервые были полностью выплачены все запланированные в бюджете деньги Академии наук Российской Федерации. Конечно, их было явно недостаточно, но выплата бюджетных средств, в которых ранее просто отказывали, все-таки стала шагом к долгожданному перелому.

В начале 1999 года в Белый дом ко мне пришли три выдающихся режиссера, руководители известнейших театральных коллективов — МХАТа, Ленкома, «Современника» — Олег Ефремов, Марк Захаров и Галина Волчек. Было горько сознавать, что лучшим театрам России приходится изворачиваться, искать спонсоров, упрашивать их помочь, сдавать в аренду помещения, с тем чтобы приобретать театральный реквизит, финансировать новые постановки, не вздымая до потолка цены на билеты. И что же? Минфин потребовал, чтобы все эти средства были изъяты со счетов коммерческих банков и размещены на беспроцентных счетах казначейства.

— Если не верят, что мы расходуем их не на себя лично, — возмущался Олег Ефремов, — то пусть контролируют до копейки. Но мы опасаемся того, что чиновники будут решать, на какие конкретные производственные расходы пойдут нами же самими добытые средства.

Я вызвал министра финансов и, несмотря на его протесты, дал указание отменить эти предписания. Добавил, что жуликов следует искать не среди интеллигенции, тем более лучших ее представителей, а среди зарвавшихся чиновников и предпринимателей, от которых порой министерства стыдливо отводят свой взор.

Коли затронул эту тему, хочу уточнить. Не только никогда не выступал против, но оказывал всевозможную поддержку честным предпринимателям и бизнесменам. Их зарождение и «возмужание» — благо для России. Но наряду с такими существуют предприимчивые жулики, экономические преступники, против которых считал необходимым бороться и боролся в меру сил.

Вот так и создавались нашим правительством условия для политической и социальной стабилизации в России, в то время как во всем мире гадали: выдержит ли, не рухнет ли страна в пропасть.

Когда я стал премьер-министром, сверхзадача на тот момент, да, может быть, и на более поздний, заключалась в том, чтобы пройти между диктатурой и хаосом. Думаю, что был найден правильный путь для этого — усиление роли и повышение эффективности государства. Опасно для рыночной экономики да и для общества в целом не сильное государство, опирающееся на право и надежно действующие демократические процедуры, а слабое государство, которое даже из лучших побуждений пытается вмешаться в хозяйственную практику и другие сферы жизни страны, общества, людей, но на деле является орудием противоборствующих влиятельных групп. Как говорил Ф. Д. Рузвельт, «сильное, деятельное государство никогда не выродится в диктатуру. Диктатура всегда приходит на смену слабой и беспомощной власти».

Я так подробно остановился на всех экономических и других вопросах не только потому, что по подходам к ним можно судить о деятельности нашего правительства. Во многом эти вопросы не потеряли своей актуальности и сегодня, и многие из них все еще ждут своего решения.

Кровоточащая рана — Чечня

Кризис в Чечне по времени совпал с моей работой в СВР и МИДе, и во главе правительства. СВР и МИД непосредственно не занимались Чечней, но я в это время был еще и членом Совета безопасности, который занимался чеченским кризисом непосредственно. Вот как все начиналось.

В 1991 году отыскали генерала Советской армии Джохара Дудаева — чеченца по национальности — и привезли его в Грозный на смену «неприемлемой» старой советской верхушке. Сделали это люди из окружения Ельцина. Те, кто правил бал в то время, не заботились о нормальной обстановке, которую хоть и не в полной мере, но все-таки с трудом удавалось удерживать руководству Чечено-Ингушской Республики[29]. Главное для приближенных к Ельцину людей было показать силу новой власти. Так начался «чеченский эксперимент», столь дорого обошедшийся России.

Между тем в республике и за ее пределами получили развитие процессы, которые всё туже затягивали чеченский узел. Министерство обороны вывело из Чечни все федеральные силы. Однако большое число вооружений было оставлено Дудаеву, и не только стрелковое — 108 единиц бронетанковой техники, 51 единица боевых и учебных самолетов, зенитные установки, включая зенитно-ракетные комплексы, 153 единицы артиллерии и минометов, включая реактивные системы залпового огня, около 750 противотанковых управляемых ракет и т. д. Дудаев окреп и начал проводить линию на «самостоятельность».

Практически с первых же дней режим Дудаева приобрел криминальный характер. В Чечне устанавливался произвол и царило насилие. Были выпущены из тюрем уголовники. Экономика оказалась разрушенной. Нефтехимический комплекс разграблен. Сельское хозяйство развалено. Безработица достигла небывалых размеров, охватив более двух третей работоспособного населения. Около четвертой части населения Чечни покинуло пределы республики. Многие превратились в беженцев.

В это время возникли мафиозные, криминальные связи отдельных групп российских бизнесменов с чеченским руководством, использовавшиеся для взаимного обогащения. Для этого существовала масса возможностей, в том числе беспошлинный ввоз на территорию Чечни (ведь она считалась частью Российской Федерации) и свободный, не облагаемый никакими налогами и сборами вывоз сырья, полуфабрикатов, товаров за пределы России. Процветала торговля оружием, наркотиками. В таких формах и произошел переход от «старого» к «демократическому новому» в Чечне.

Естественно, что появились внутренние силы в Чечне, которые, особенно летом 1994 года, окрепли и начали