Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже, когда я решил собрать с пола одежду, которую снял с себя ранним утром, то в кармане обнаружил скомканную визитку:
Роджер Нордхэген
109 Миллингтон-лейн
Маунт-стрит W1
На карточке был также телефонный номер. Я проверил в лондонском телефонном справочнике, в томе «Л-Р». И он там нашелся. Тот же адрес, тот же номер. Более того, рядом с его именем стояла ученая степень «доктор медицины». Это меня успокоило. Но потом, не знаю почему, я снял трубку и набрал его номер. Чего я ожидал? На том конце я услышал голос молодой женщины, бодрый и немного хриплый. Шикарная секретарша, подумал я. Она ответила после второго гудка:
– Приемная доктора Нордхэгена.
Я повесил трубку с чувством удовлетворения. К незнакомцам, которых встречаешь в баре, следует относиться с опаской. Не хотелось бы, чтобы этот весельчак оказался лжецом, поэтому меня обрадовало то, что он являлся действительно тем, кем представился. Маленьким доктором Роджером Нордхэгеном. Веселым Роджером.
Все же в нем оставалась какая-то загадка. Я не так давно жил в Лондоне, но из прогулок мне было известно, что Маунт-стрит находится в районе Мейфэр, а Мейфэр – это вам не Чипсайд. Нордхэген работал в одной из самых прибыльных областей медицины, и его клиника находилась в одном из фешенебельнейших районов Лондона. Это меня не удивило. В отличие от самого Нордхэгена – скромно одетого, посещающего дешевые питейные заведения. Уверен, у него был какой-то секрет, и именно поэтому мне хотелось с ним встретиться.
Когда я умылся, побрился и оделся, в дверь робко постучали. Это была Эйлин Фотергилл, моя соседка и труженица на поприще поставок шпона. Она робко улыбнулась, словно собиралась сказать что-то глупое. Так и вышло.
– Я выиграла банку датской консервированной ветчины в офисной лотерее, – сообщила она. – Этим вечером я ее готовлю, порция слишком большая. Хотите, поделюсь?
– О… эм-м… что ж… эм-м… спасибо, но оставьте себе. Ветчину можно ведь хранить несколько дней? И что еще за лотерея? – после этого вопроса мне все-таки удалось прервать поток собственного красноречия.
– Что-то вроде бинго. Ветчина не испортится, но для меня ее все равно слишком много. Это двухкилограммовая банка. Огромная. Слишком огромная для одного человека. Съешьте немного. Или вы уже ужинали?
– Еще нет.
– Хорошо. Приходите через полчаса. Ладно? Или можете прийти раньше, если хотите.
– Ох…
Как дурак, я решил, что она оставит тарелку с ветчиной под моей дверью. У меня не было настроения ни с кем общаться, а мой организм не обрадовался бы тяжелой пище. Но отказываться было поздно.
– Хорошо, – сказал я как можно вежливее. – Буду через несколько минут.
Как только она ушла, я направился в ванную комнату, встал на колени над унитазом и засунул палец в горло. Если я и блевану, то уж лучше у себя в квартире, чем у нее. Меня вырвало скудными остатками ночного пира. Я убедился, что в желудке ничего не осталось, еще раз почистил зубы, прополоскал рот и заставил себя выпить молока, чтобы подготовить желудок к порции пищи.
Я думал, меня ждет скучный и долгий вечер, так как мы с Эйлин особо не общались. Однако мой к ней визит оказался гораздо интересней. Она пришла в какое-то утонченное и элегантное волнение или была близка к этому состоянию. Я все понял спустя какое-то время. Возможно, на работе Эйлин общалась с мужчинами хладнокровно, но, когда мужчина оказался в одной с ней квартире, вся ее уверенность улетучилась. Я догадался, что мужчины приходят к ней редко. И один лишь факт моего физического присутствия производил на нее заметный эффект. Я не красавец, не джентльмен и не атлет. Я худой, грубый, с совершенно обычной внешностью. Но особое состояние Эйлин не было плодом моего воображения. Я – мужчина в ее квартире, и этого ей было достаточно.
Ситуация начала доставлять мне удовольствие. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Эйлин было около сорока, и она не казалась особенно привлекательной. Волосы ее были того пепельного цвета, который со временем незаметно переходит в седину. Она не отличалась пышными формами. Кто знает, может, она все еще девственница. Я заметил: стоило мне задержать на ней взгляд на несколько мгновений, и она начинала дрожать, а ее щеки заливал румянец, поэтому я смотрел на нее все чаще. Но, к моему разочарованию, Эйлин быстро взяла себя в руки, и эта игра потеряла свою прелесть. Пока мы ужинали, ей удавалось поддерживать непринужденный разговор.
В какой-то момент я сказал:
– Прошлой ночью я выпивал с косметическим хирургом.
– Только не говорите, что с Нордхэгеном, – отреагировала она как бы между прочим.
– Вы с ним знакомы? – спросил я удивленно.
– Так все-таки с Нордхэгеном? Забавно. Нет, я с ним не знакома, но слышала о нем. Он очень известен.
– Да? Как? То есть что вы конкретно о нем слышали и где?
– Ну, на самом деле не так много. Его имя часто мелькает в газетах. В светской хронике, в колонке сплетен. Обычно в заметках о нем говорится, что он сделал операцию кому-нибудь из королевской семьи или из аристократии. Или исправил внешность дебютанткам из высшего света, представляемым ко двору. Ничего скандального, просто новости, которые кое-кто предпочел бы скрыть.
– У девушек из высшего общества не бывает кривых носов, и поэтому и выпрямлять их не надо – вы это имеете в виду?
– Да, что-то в этом роде. – Потом Эйлин спросила: – И какой же он из себя, этот знаменитый доктор Нордхэген? Как вы с ним познакомились?
– Встретил его в пабе, – ответил я. – Он довольно забавный, но его сложно разгадать. Я как раз думал об этом, когда вы ко мне постучались. Прошлой ночью мы ходили по не самым шикарным местам, но он в них казался органичным, как рыба в воде.
– А куда вы ходили?
– В питейные в Сохо. В таких местах в последнюю очередь ожидаешь увидеть знаменитого косметического хирурга.
– Я бы не назвала его «знаменитым», – сказала Эйлин. – Он не из тех докторов, которые посещают заметные события или благотворительные балы. У него другой имидж, но он считается лучшим косметическим хирургом в Лондоне, этим он и известен.
– Могу представить.
– Да. Говорят, что идти надо именно к нему. Если вы можете себе это позволить, конечно. К нему приезжают арабы и другие иностранцы.