— Может быть, посмотрим новую в монолите? — предложила я. Жена согласилась с энтузиазмом. Понимает, что вложение в современную квартиру более выгодно. Женщины часто оказываются более мобильными в принятии решений и легче выбирают новые варианты. А мужчины

— по-разному. Некоторые, с коммерческой жилкой, сами все просекают лучше меня, а другие — упрутся, рога в землю, и ничего им не объяснишь. И этот носорог оказался категорически против.

— Чтобы через год в новом доме все пообвалилось? Нет! При Сталине строили на века. Мне-то, вообще-то, как говорится, по барабану. Просто с новостройкой работать проще, чем со вторичкой, а здесь придется повозиться, подыскивая еще и жильцам четырехкомнатной — две двушки. Ненавижу, кстати, расселять коммуналки! И, признаюсь, почти всегда умею подтолкнуть своих клиентов к другому выбору. Но этого пуленепробиваемого носорога точно с пути не свернешь. Он выбрал — значит, так тому и быть. Как с ним уживается его кудрявая армянка?

Чужая жизнь для меня, как для некоторых кроссворд: разгадаю, по каким законам она движется, и мне приятно. У этой пары — основа сугубо финансовая, по крайней мере теперь. Может, в молодости она привлекла его своей экзотической внешностью, у таких славянских шкафов, по моим наблюдениям, часто жены бывают восточного типа, а сейчас все в прошлом. Они друг другу давно надоели, но еще не замужем их младшая дочь (о своих дочерях-красавицах он тоже успел мне поведать), и без материальной базы никуда. Даже торгуя шторами. Но то, что он жене изменяет, проступило на его добродушной физиономии крупными буквами, когда у нас на фирме он увидел Лену с ее бюстом, который выступает из-за угла коридора первым, а только вслед за ним, этак через минуту-другую, появляется и сама его хозяйка.

У меня, кстати, такого богатства нет. И впридачу еще низ тяжеловат. Но Лена с ее необъятным сокровищем кормит своего актера, а у меня Вася! И все-таки немного завидно.

— Ну что, — сказала я, прикинув, сколько времени мне придется расселением заниматься, — вы согласны с выбором мужа?

— Еще бы она не согласилась. — Носорог тревожно моргнул маленькими голубыми глазками.

— Он прав, — сказала его супруга, — он в нашей семье принимает решения. Причем всегда правильные.

— Понятно.

— Да и эти монолиты, говорят, строятся гастарбайтерами, и брака много, — прибавила она. Восточные женщины всегда внешне такие покорные, а на самом деле они-то, ночные кукушки, и управляют и мужем, и детьми, а может, даже и политикой.

— Ну, это как посмотреть, — я достала мобильный телефон и пометила в нем себе задание на завтра — начать заниматься поиском двухкомнатных для дружных коммунальщиков, видимо, решивших, что, живя по отдельности, они станут еще дружнее.

— Только учтите, что покупатель за вашу квартиру внес аванс только на месяц. Если вдруг не найдем…

— Как это? — возмутился он. — Найдем!

— Понимаете, цепочка — это всегда сложности. Мы найдем квартиры, которые продают их владельцы, а их покупатели тоже что-то продают… И потянется. Всегда легче, если нет свободных денег, иметь дело с новостройками…

— Это я сказала на всякий случай: вдруг да клиент передумает. Но он — правильно я поняла его сразу — абсолютно непробиваемый носорог.

— Мне нравится эта квартира, и если вы отказываетесь, мы идем к вашему руководству и меняем риэлтора!

— Девушка не отказывается, Саша, она просто ставит нас в известность, что могут быть трудности. — Жена посмотрела на меня извиняющимся взглядом. Симпатичная женщина, честное слово. С такими иметь дело легко и приятно.

— Постараемся за месяц найти, — сказала я, — а не найдем, поменяете. И наконец, расставшись с клиентами, я помчалась к По повым.

Кругом пробки! Когда не торопишься, можно в них китайский язык учить или медитировать, но когда хочешь побыстрее — полный абзац. Я включила «Авторадио » и откинулась на сиденье. Сегодня остроты хоть менее пошлые, и за то спасибо российской культуре. Как вы понимаете, последнее слово давно нуждается в мохнатых кавычках.

На самом деле, Наталья напрасно испытывала по поводу дочери депрессию с идеями самообвинения (так она называла сама свое состояние, всегда развивавшееся после встречи с Марфой или даже разговора с ней по телефону). Разгадывая чужие судьбы, как приятные головоломки, дочь она воспринимала исключительно через чувство своей вины, закрывавшее от нее правду: Марфа великолепно себя ощущала в отцовской семье и даже считала, что так вот жить с матерью на два дома — это сейчас очень круто.

Ей вообще нравилось все самое крутое: иномарки последних моделей, одежда «от кутюр», молодежный сленг, спортсмены-экстремалы. И мать свою она относила к одному из своих козырей, которыми любила щегольнуть перед одноклассниками. То, что Наталья, одетая в дорогие вещи из первоклассных бутиков, иногда заезжала на джипе за Марфой в школу, делало этот козырь вполне осязаемым.

Ни к какой науке Марфа не тяготела. Свекрови — моложавой пятидесятивосьмилетней даме, сделавшей себя круговую подтяжку лица, льстило, что родители соучеников и новые учителя часто принимают ее не за бабушку, а за мать Марфы — и от этого некоторая досада, что ее сын остался в дураках, женившись на прохвостке и не очень далекой стерве, быстро улетучивалась, а потом надолго компенсировалась удолетворением от осознания своей вневозрастной привлекательности.

Муж Анны Борисовны, профессор Попов, преподавал в университете, читал лекции в биологическом музее на Малой Грузинской, писал монографию и, будучи старше своей жены почти на двадцать лет, давно вжился в образ рассеянного безобидного ученого, когда-то столь популярного в советском кинематографе его юности.

Про Наталью он обычно вообще не помнил и порой удивлялся, столкнувшись с ней в собственной прихожей, принимая ее в первый момент за новую невесту сына, а потом, убедившись, что лицо молодой женщины ему чем-то знакомо, с трудом узнавал в ней свою родственницу. Сначала мы играем какую-нибудь роль, думала, глядя на бывшего свекра Наталья, а потом эта роль ведет нашу жизнь за собой на поводке.

Кстати, у Поповых была собака по кличке Био, в просторечье Бийка, коричневый сеттер, которого выгуливала обычно свекровь, жаждущая дополучить людского внимания, которое она обожала и которого ей всегда не хватало.

Дурные Марфины отметки свекровь тщательно скрывала и от мужа, и от знакомых-приятельниц, и особо от Натальи. О внучке рассказывалось, что она пошла в деда, и соответственно от нее можно в будущем ждать открытий чудных в науке. Делалось это не без умысла: Наталья оплачивала частный лицей, покупала дочери «модные тряпки», и от ее денежных вкладов в семью Поповых свекрови Анне Борисовне неплохо перепадало: поддерживать безупречность наружности помогали Анне Борисовне весьма ощутимые Натальины финансовые вложения, что не мешало ей, однако, бывшую невестку слегка презирать — за ее примитивные жизненные цели и по-народному тяжеловатые бедра. Потому подношения принимала бывшая свекровь, как монгольская ханша, — снисходительно выдавая Наталье за привезенную дань разрешение на личную свободу.