– Нет, кроме тех, что обучены специально. Ты же знаешь, почему предок Тимаргла Нелюдимого основал наше герцогство? За нами охотились ничуть не меньше, чем за дриадами. Вот он и захватил те леса, и первое время весь народ жил на границе. Мы и сейчас сторожим их не хуже, чем эльфы. Никому не хочется увидеть своего ребёнка в ошейнике на арене, сражающегося за свою жизнь с кучей вооружённых гладиаторов.

– Сволочи, – мрачно произнесла Апраксия, остановилась и махнула рукой.

Большая чёрная спящая собака из ниоткуда выпала к её ногам, и Зарон от неожиданности остано-вился.

– И сколько ещё у тебя сюрпризов?

– Осталось несколько негодяев, которых Элинса не успела отправить в их родной мир. Вернее, сил у них в тот день не было… ну ты же помнишь.

– А что они тебе сделали? – теперь этот вопрос интересовал его гораздо сильнее, чем в ту ночь.

– Некоторые пытались ограбить, кого-то я поймала на попытке обидеть девушку, трое добивали мужчину в парке, – хмуро вздохнула она, – короче говоря, бандиты.

– Ну и зачем ты их вернёшь в тот мир? Накажи тут, как наказывают бандитов.

– Не знаю… я как-то об этом не думала. Нужно посоветоваться с Хингредом, – заканчивая водить над псом руками, вздохнула она, – тем более что он просил привести их с Бенгальдом, как только Элинса закончит лечение. Тоби! Ну как ты себя чувствуешь?

Обнаружив, что вокруг нет заборов, пес решил, что его вывезли в поле на прогулку, и повёл себя соответственно. Носился вокруг магини кругами, повизгивая от счастья, падал с разбегу в траву, прыгал за бабочками. Затем, явно обнаружив что-то интересное, понёсся к густо цветущим кустам сирени.

– А вот и она. – Зарон указал на сидевшую возле кустов дриаду, увлечённую разговором с баронетом. – И не одна. Будем подходить?

– Нет, – прислушавшись к эмоциям, Апи замотала головой, – посидим лучше тут.

И решительно плюхнулась в траву.

– С удовольствием, – фыркнул оборотень и вмиг оказался рядом с ней, – странно, а почему эльфов не видно? Неужели им неинтересна цветущая дриада?

– Интересна, – сообщил голос верховного анлера, и тот медленно проявился рядом с ними, – поздравляю. Я имею в виду ваши браслеты. Стулья сделать?

– Спасибо, – вежливо поблагодарила магиня, – а стульев не нужно, сейчас дриады вернутся, и мы пойдём в шатёр. Элинса сказала, что нужно что-то обсудить. А почему вы ходите за Тэнлирель невидимкой?

– Её мать объявила перерыв, – усевшись на возникшее из травы кресло, вздохнул анлер, – и она права. Мы слишком обрадовались всем тем чудесам, что творятся вокруг Тэнлирель, и забыли про деликатность.

– Что-то я не слышу радости в вашем голосе, – напрямик сообщила Апраксия. – Вы не рады?

– Рад. Просто счастлив, – так же печально произнёс он. – Но, как часто случается, эта радость пополам с грустью. Я много лет изучал труды мудрейших предков, исследовавших причины угасания особых способностей нашего леса, и ни в одном из них не нашёл простого объяснения. Лес превращался в обычный потому, что ушли дриады. Сегодня вечером на склоне горы в пещере слёз будет гореть костер. Десятки толстенных фолиантов станут просто золой. Чтобы никто больше не читал их и не ссылался на мудрость предков. Разве это не печально?

– Нет, – твёрдо ответил оборотень, – нисколько. Нужно радоваться, что вы сумели понять правду… и нашли в себе силы это признать. Кстати… анлер Лаонтениэлль, я хотел попросить вашего разрешения открыть отсюда путь в герцогство. Моя мать тоже дриада. Но уже погасшая. Раньше не было никакой надежды… я и теперь не особенно верю в чудо.

– Разумеется, открывайте, – твёрдо кивнул анлер, – и даже не нужно спрашивать. Для всех дриад – и погасших, и больных – этот лес открыт в любое время. Как и для их друзей.

Ингирд сидел на пригорке наискосок и чуть ниже дриады и развлекал её весёлыми байками из тех времён, когда он и его друзья ловили бандитов, смешными историями про Джигорта и Седрика. Хотя говорить баронету хотелось вовсе не про это. Впервые в жизни вообще не хотелось ничего говорить, просто смотреть и молчать. А ещё лучше – взять её руку, прижать к щеке, перецеловать каждый пальчик, чтоб она поняла, сколько нежности вдруг появилось в его насмешливом сердце. Но баронет всё никак не мог решиться на такой дерзкий поступок, опасаясь испортить ещё зыбкое перемирие. А Лира охотно смеялась, поглядывая на него загадочными зелёными глазами, попутно гладила рукой соседние травинки, мигом расцветающие удивительно красочными цветами, и он продолжал её веселить, с завистью косясь на цветы и отчётливо понимая: если бы она так же небрежно погладила его, он бы расцвёл ещё жарче, чем счастливая трава.

– Тоби? – вдруг ахнула девушка, и на неё прыгнула огромная мохнатая собака, радостно лизнула в лицо, понюхала руки и чихнула, поднимая облачко пыльцы. – Что, Апи пришла? Инг, мне нужно идти. У нас ещё много дел…

Дриада смотрела на баронета чуть виновато, а у него вдруг пересохло в горле – неужели Илли и впрямь была права… Так чего ж он ждёт?

– Лира… – хрипловато выдохнул он, решившись наконец взять её за руку, – я, наверное, тороплюсь… но всё равно хочу сказать, точнее, спросить… если я принесу тебе свой браслет… ты его возьмёшь?

Ей очень хотелось пошутить, просто язык чесался сказать что-нибудь такое… насмешливое или хотя бы лукавое… вроде того, что она подумает, посмотрит на его поведение… или намекнуть, что вообще-то девушки любят получать такие предложения в более романтичной обстановке. А ещё любят выслушивать красивые признания, обещания звёзд с неба или хотя бы вечной любви. Но рука мужчины, державшая её пальчики, вдруг замерла настороженным диким зверьком, а его мужественное лицо потеряло привычную светскую ироничность, напряглось и чуть побледнело.

Обострённым чутьём влюблённой дриады Лира вдруг чётко осознала, что теперь вовсе не тот момент, когда она могла бы пошутить или немного потянуть с ответом. В такой миг даже маленькая шалость или безобидное лукавство будут острыми ножами вонзаться в душу человека, которого выбрало её сердце. Не на танец или ужин, не на прогулку и не на один день или даже сезон, а на всю жизнь. И всё, что она сейчас скажет или сделает, ляжет в копилку их отношений, и только от неё зависит, будет там лежать дешёвая безделушка, кусок обожжённого болью сердца или первый драгоценный камень из ожерелья любви.

– Душой я уже его взяла… – тихо произнесла девушка, страшась, что сказала слишком много… или слишком рано.

Но в тот же миг горячие губы баронета истово прижались к её ладошке в нежном и благоговейном поцелуе, благодаря за то, что не позволила себе пошутить или поиграть самыми светлыми чувствами, не стала затягивать на его шее невидимую петлю мучительной неуверенности и безнадёжности.

– Я люблю тебя, – произнёс он так жарко и искренне, что дриада вспыхнула от смущения и удовольствия, – и никогда больше никому не позволю нас разлучить. Знаешь… я так мечтал… что ты не откажешь мне… что сделал сегодня один немножко преждевременный шаг. Когда Канд и Илли выбирали себе покои, посоветовал им взять самые просторные, королевские. И забрал себе те, что напротив, где раньше останавливался Бенгальд. Но без тебя они мне не нужны… Ты не сердишься?