– Хочешь сказать, Элли.

– Да, – говорит он и не может посмотреть на меня. – Она была здесь долго. Мы стали друзьями. – Пододвинувшись, я беру его за руку. Я рада, что здесь он был рядом с ней, пусть даже короткое время. – Пострадавшие здесь дети покинули это место, выросли. Но они забрали с собой шрамы. – Он поднимает прядь волос и указывает на маленький треугольный шрам на лбу. – У Элли тоже такой. От раскаленной в камине кочерги. Это значило, что мы не сдавались. – Я вспоминаю этот маленький шрам на ее лице – я всегда думала, что это от ветрянки – и понимаю, как же сильно я ошибалась. Я вспоминаю свою жизнь – а так ли она была плоха, как я всегда считала?

– Мне так жаль, – говорю я. Я хочу держать Мэтта на руках, укачивая как ребенка, пока он говорит. Как будто это все, наконец, выходит из него. Я двигаюсь к нему, но когда Мэтт продолжает, останавливаюсь, оставляю между нами пространство.

– Напуганные дети выросли в разозленных взрослых. Они жаждали справедливости. Некоторые приходили сюда, писали всякое на стенах, рушили все вокруг. Ты, должно быть, видела те граффити. Другие выдвигали обвинения, но редко дело доходило до суда. Я поддерживал общение с Элли, потому что мы жили рядом. Думаю, мы понимали друг друга. Поэтому мы пришли сюда однажды. Я думал, мы натворим что-нибудь по мелочи. Разобьем пару окон, или еще какую-нибудь ерунду. Но Элли собиралась сжечь это место целиком. Она развела огонь в комнате для хранения белья. Нас прогнали до того, как все вышло из-под контроля, потушили пожар, слава богу. После этого я рассказал матери об этом, и мы переехали. Я потерял контакт с Элли, но, сказать по правде, это было большим облегчением. Я понял, что желая отплатить ей за то, что она была рядом, я был готов последовать любому ее предложению.

Потом, через год или больше я случайно встретил ее в тренажерном зале. Сначала я избегал ее. Но потом в дело вмешался Грег и мы стали друзьями. Когда, около месяца назад, она показала мне твою фотографию и сказала, что ты приедешь, и я должен быть с вами, помочь ей наладить с тобой отношения, я не мог отказать. Она была сильной в детстве, помогала мне. Я считал, что в долгу перед ней, поэтому я последовал за ней. Я так хотел, чтобы с ней все было в порядке, зная, через что она прошла. Поэтому обещал, что прогуляюсь с тобой.

– Но ты говорил мне, что Элли сказала, что ее сестра умерла.

– Знаю, знаю. – В смущении он прикусывает большой палец. – Но она говорила подобное, пытаясь привлечь внимание. Она врет и преувеличивает, чтобы впечатлить людей. Она всегда что-нибудь выдумывала, ждала сочувствия. Я ей сочувствовал, думаю. Мне жаль, что я понял все неправильно.

Я протягиваю к нему руку, дотрагиваюсь до колена, растирая его большим пальцем. После смерти родителей Мэтт единственный человек, который понимает Элли так же, как я. Несмотря на то, что он скрыл правду об их прошлом, я так благодарна ему за то, что он здесь.

– Теперь это уже не важно.

– Возможно. Но есть то, что важно, и я не должен был от тебя это скрывать. Элли пришла ко мне сразу, когда ты уехала, и сказала, что кто-то ей угрожает. Что они собираются раскрыть все, что находится в ее личном деле из «Фэйр Филдс». Она казалась очень напуганной. Также она сказала, что тот, кто угрожает ей, знает о пожаре, который мы устроили много лет назад, и меня считают зачинщиком. Она хотела исчезнуть на пару дней, и сказала мне, что если я прикрою ее, то все уляжется. Я не хотел, чтобы история про пожар всплыла. Я устроился в жизни хорошо, и я люблю свою работу. Я не хотел ее потерять из-за глупой детской ошибки, поэтому согласился. Я прикрыл ее.

Первая моя мысль – это то, что с ней уж наверняка все нормально. Но спрашиваю я его совсем о другом.

– Что же было в ее личном деле такого, что она так боялась раскрыть?

– Без понятия.

Я отбрасываю ногой стул и делаю рывок к полкам, Мэтт не отстает от меня.

– Возможно, записи о ней еще здесь.

– Некоторые из них перепутаны, – кричит Мэтт, пока мы перебираем папки. Я достаю одну за другой, пока не слышу, как он кричит:

– Айрини, тут! Я нашел папку с фамилией Харринфорд.

Я бегу к нему навстречу. Он открывает папку, но вдруг останавливается и в замешательстве смотрит на меня.

– Что там? – спрашиваю я, хватаясь за обложку. – Это личное дело Элли?

– Нет. – Он разворачивает папку, показывая мне корешок, чтобы я могла увидеть блеклые буквы. – Это личное дело некой Кейси Харринфорд.

– Кейси? Мою мать звали Кассандра. – Я забираю папку. Пролистываю первые страницы и вижу фотографию. На меня смотрит ребенок, она милая; также есть фото ступней и ног крупным планом. Отчеты о гидротерапии. – Имя не может быть простым совпадением, но я понятия не имею, кто это. Она Харринфорд, но я была оторвана от семьи, и могу не знать, кто это.

– Кузина?

– Я так не думаю. И посмотри на дату рождения. – Я поднимаю документ и показываю пальцем на информацию о маленькой девочке. – Февраль 1984. Это через два года после моего рождения. Если бы она была частью семьи, я бы знала о ней. Меня отдали, только когда мне было три с половиной.

– Может, ее тоже отдали, и ты не помнишь.

Я облокачиваюсь на полку сзади, поднявшаяся пыль оседает на мои плечи. Я позволяю папке упасть на пол и откашливаюсь, прочищая горло.

– Это возможно.

– Нет. Только одну Харринфорд отдали.

Он протягивает руку, дотрагиваясь до моей ноги; мы сидим посреди старых документов. Я чувствую ее, как и раньше, эту искру. На этот раз без наркотика, просто я, он, и правда.

– Да, но только одного человека вписали в завещание. Тебя. Все оставили тебе.

Еще одно напоминание о том, как же сильно я вляпалась. Завещание, которое заставляет меня выглядеть виновной, грязные деньги в качестве искупления грехов моих родителей.

Я думаю о нем, лежащем в моем кармане, и о том, что следующее по плану – визит к Уиттерингтону, где я откажусь от наследства и попрошу его поговорить с полицией снова. Но тогда я вспоминаю, что его положили в мою сумку с особой целеустремленностью. Что на конверте было написано «Айрини Харринфорд», что это точно мне. Я достаю его из заднего кармана, разворачивая смятую бумагу.

– Дай мне эту папку.

Мэтт передает мне личное дело Кейси Харринфорд, и я переворачиваю завещание обратной стороной, нахожу номер, написанный там. Я держу их параллельно друг другу. Номер, написанный от руки, совпадает с номером папки. Последние шесть цифр – дата рождения Кейси.

Мэтт оживляется рядом со мной и проводит пальцем по номеру.

– Они одинаковые, Айрини. Что это?

– Это завещание моего отца. Он отдал его мне, и я уверена, что это он написал здесь этот номер.

– Значит, он знал об этом личном деле. – Мэтт постукивает пальцем по номеру, а я поднимаю взгляд и замечаю, как красиво легла пыль на его ресницы. Он обращает внимание на то, что я смотрю на него, отводит взгляд, и легкий румянец разливается по его щекам.