Эль Надим вызвал его к себе следующим утром.

– Я желаю услышать предсказание, – сказал ему военачальник.

Насмешник был немало изумлен:

– Предсказание, господин? Какого вида? В искусстве некромантии мною не достигнуто сияющих вершин. Пока. Так же как и в гадании по внутренностям животных. Лучше всего я преуспеваю в предсказательстве по звездам, картам и магическим палочкам.

– Фигер уже предсказывал будущее. В связи с моим походом на Запад. Я хочу услышать ещё одно мнение. А может быть, третье или четвертое, если ты соблаговолишь использовать несколько методов.

– Потребуется дополнительное время для узнавания деталей с целью более точного прочтения звезд, – сказал Насмешник. – Предпочитаю не слышать мнение коллеги по указанному. Понимаете? Поэтому в данный момент допускаемо использование карт, которые открывают нам наибыстрейший и наилегчайший путь в данных обстоятельствах.

Порывшись в недрах своей мантии, он извлек на свет колоду карт.

– Прикоснитесь к ним господин, – сказал он, протягивая колоду Эль Надиму. – Хорошенько перемешайте, держа в памяти тот вопрос, который желаете задать.

Эль Надим бросил взгляд на каменные лица расположенных вдоль стен палаты часовых. Стража закона, нарушающего закон, никто видеть не должен.

Часовые, как всегда, смотрели в пустоту перед собой.

Эль Надим взял колоду. Он прикоснулся к ней и, перемешав карты, вернул Насмешнику. Тот присел на корточки и принялся раскладывать карты у ног военачальника.

Пять карт он выложил быстро, а с шестой произошла задержка. Сердце толстяка бешено колотилось.

И шестая карта оказалась плохой. Насмешник поднял глаза. Осмелится ли он произнести правду?

Следующие карты картину лишь ухудшили.

Врать он не мог, Эль Надим мог немного разбираться в картах.

– Ну что, плохо?

– Не очень хорошо, господин. Вас подстерегают большие опасности. Лично я сказал бы, что они не есть непреодолимы. Однако сильно непредсказуемы. Я хочу вычертить астрологическую таблицу. Звезды есть более надежны.

– Неужели все так скверно? Ну ладно. Задавай свои вопросы.

Звезды для Эль Надима оказались ничем не лучше карт. Насмешник был уверен, что предсказания Саджака оказались такими же мрачными. Эль Надим потребовал новых предсказаний, надеясь, что картина окажется более приятной.

– Тем не менее… – задумчиво произнес военачальник, когда толстяк сообщил ему о своих открытиях. – Тем не менее мы выступаем. Так приказал нам сам Эль Мюрид.

Полководец казался таким опечаленным и отрешенным, что Насмешник пожалел о том, что согласился на предсказания.

В рядах неприятеля всегда находятся хорошие люди, и Эль Надим среди врагов Насмешника слыл одним из самых порядочных. Он был по-настоящему справедливым человеком, неравнодушным к заботам других. Его гуманность, а вовсе не военный гений превратили Средний Восток в край, слегка напоминающий Старую Империю. Эль Надим искренне – хотя и в смягченной форме – верил в Законы Эль Мюрида. Кроме того, он обладал достаточной волей, чтобы проводить их в жизнь.

Поветрие национализма пока ещё не коснулось Востока. И представление Эль Надима об Империи выражало надежды людей. Те надежды, которые давным-давно ушли в прошлое на раздробленном Западе.

Насмешник видел это. Не исключено, что это замечал и Эль Надим. Однако Аль-Ремиш оставался слеп. Эль Мюрид ждал, что его военачальник, начав кампанию на Западе, где насчитываются десятки различных культур и государств, повторит успех, которого ему удалось добиться там, где существовали лишь три отличные друг от друга культуры.

– Обреченные, – бормотал Насмешник, следуя в эскорте Эль Надима через западные ворота Тройеса. Военачальник скоро увидит, что его высокие моральные качества, сила убеждения и справедливость мало что стоят за хребтом Капенрунг. Властители Запада понимали лишь язык силы, они говорили лишь на этом языке и верили в единственную реальность, символом которой являлся меч.

С каждым днем толстяк все сильнее нервничал. Саджак постоянно маячил за его спиной, напоминая о том, что прошлое возвращается. Там, на Западе, остались Непобедимые, которые могли его запомнить и которым в отличие от старика нечего было терять.

Первый ход Саджак сделал после довольно спокойной недели похода.

Насмешник съехал с тропы, соскочил с седла, задрал полы своей мантии и присел. И когда он пребывал в столь неэлегантной позе, из ниоткуда возникла Черная Дама, чтобы слегка потрепать его по плечу.

Вначале послышался скрип гравия под чьими-то ногами, а затем позади толстяка метнулась тень. Никакое создание пустыни так быстро двигаться не могло.

Но Насмешник оказался ещё проворнее. Не оглядываясь, он рухнул на землю, откатился в сторону и пружинисто вскочил с мечом в руке.

Убийца – молодой солдат из Тройеса – от изумления открыл рот. Ни дно человеческое существо не способно так быстро двигаться, не говоря уж о каком-то толстяке.

Насмешник пошел в наступление. Его клинок начал смертельный танец, рассыпая во все стороны яркие блики отраженного солнечного света. Сталь, встретившись с другой сталью, запела свою зловещую песню. И уже через миг солдат недоуменно взирал на свою лишившуюся оружия руку.

– Лично я есть в полном недоумении, – произнес толстяк, вынуждая противника сесть на камень. – Подавлен тем затруднительным положением эпических размеров, в котором оказался. По полному праву я обязан лишить жизни покушавшегося на меня человека, дабы преподнести урок хищному старику, пославшему его. Разве не так? Я должен ввести его в ужас. Но увы. Лично я не смог избежать болезни, имя которой – милосердие. Может быть, я лишен и чувства мстительности? – На его губах заиграла зловещая улыбка, и он закончил: – Нет, указанного я вовсе не лишен.

Он принялся плясать, изгибаться и кривляться, однако острие его клинка ни на дюйм не дрогнуло, упершись в адамово яблоко солдата. Он провыл несколько непристойных кабацких песен на ломаном алтейском, одновременно делая пассы свободной рукой, словно призывая Силы Тьмы.

– Вот и все, мой друг, – закончив кривляться, сказал Насмешник. – Работу подобную следовало проделать. На тебя наложено проклятие проказы. Чрезвычайно специфическое.

Солдат задрожал. Более ужасной судьбы представить было невозможно.

– Специфическое чрезвычайно, – повторил толстяк. – Указанная проказа возникнет лишь тогда, когда проклятию подвергнутый устами своими начнет произносить лживые слова. – Зловеще хохотнув, Насмешник продолжил: – Ты все понял? Единственная ложь – и проклятие начнет действовать. Через несколько часов твоя кожа пожелтеет. А через несколько дней плоть примется слезать с костей. Ты начнешь вонять, как залежалый мертвец. Слушай меня. Если наш господин генерал призовет неудачливого убийцу в качестве свидетеля, упомянутый должен говорить правду. Точную. Иначе…