Когда Сюэ Мэн услышал об этом, он тут же вскочил на ноги.

— Что?! Учитель пошел во двор Цзелюя, чтобы получить дисциплинарное взыскание?

— Молодой господин, пожалуйста, поторопитесь. Поговорите с главой ордена! Учитель ведь уже ранен, как он сможет выдержать две сотни ударов?

Сюэ Мэн так беспокоился, что, казалось, вот-вот потеряет самообладание:

— Мой отец? Ничего не выйдет, он еще не вернулся из дворца Тасюэ. Голубиная почта дойдет не раньше завтрашнего дня. Почему вы двое не остановили Учителя?

Мо Жань и Ши Мэй обменялись взглядами. Остановить Чу Ваньнина? Кто в этом мире способен на такое?

— Ну уж нет, так не годится, я пойду за ним прямо сейчас.

Сюэ Мэн поспешил в дисциплинарный зал. Он еще даже не вошел во двор, когда заметил столпившихся у дверей учеников старейшины Цзелюя, которые о чем-то перешептывались между собой.

— Что вы тут делаете? Прочь с дороги! Быстро отошли!

— Молодой господин!

— Ох, молодой господин здесь.

— Дорогу молодому господину!

Ученики быстро расступились, чтобы пропустить Сюэ Мэна. Двери Зала Цинтянь были широко открыты. Храня молчание, с прямой спиной и закрытыми глазами Чу Ваньнин стоял на коленях посреди зала. Держа в руках металлический прут, Старейшина Цзелюй зачитывал вслух Свод Правил Пика Сышэн и наносил удар прутом по спине Чу Ваньнина после озвучивания каждой заповеди.

— Девяносто первое правило ордена: не причиняй вреда невинным, не используй божественные умения против простых людей. Под этой розгой у вас есть возражения?

— Нет возражений.

— Девяносто второе правило этого ордена: не действуй своевольно и безрассудно, потворствуя собственным желаниям. Под этой розгой у вас есть возражения?

— Нет возражений.

Старейшина Цзелюй не осмелился смягчить наказание. Судя по числу озвученных заповедей, к этому моменту Чу Ваньнин принял больше девяти десятков ударов, отчего его белые одежды насквозь пропитались кровью.

Сюэ Мэн высоко ценил и почитал Чу Ваньнина. Когда он увидел своего наставника в таком плачевном состоянии, его глаза тут же налились кровью, и он закричал во все горло:

— Учитель!

Чу Ваньнин притворился, что не слышит. Его глаза оставались закрытыми, а между бровями залегла морщинка.

Старейшина Цзелюй посмотрел на дверь и тихо сказал:

— Старейшина Юйхэн, здесь молодой хозяин Сюэ.

— Я не глухой, слышу, — при этих словах кровь просочилась из уголка его губ, но он так и не поднял глаз. — Он просто шумный ребенок, не обращайте на него внимания.

Старейшина Цзелюй вздохнул:

— Юйхэн, к чему все это?

— Как по-другому удержать моих учеников от непослушания? — бесстрастно ответил Чу Ваньнин. — Если я не получу должного наказания сегодня, то буду ли иметь право наказать кого-то из них в будущем? Пожалуйста, продолжайте.

— Ох… — старейшина Цзелюй посмотрел на его покорно опущенную тонкую бледную шею над  широким воротом одежд, и не мог не предложить. — Тогда, может, все же снизить силу удара?

— Чем это отличается от обмана? — спросил Чу Ваньнин. — Не волнуйтесь, это всего лишь двести ударов, я смогу это вынести.

— Старейшина Юйхэн...

— Старейшина Цзелюй, не нужно больше слов, продолжайте.

Металлический стержень снова опустился.

— Старейшина Цзелюй! Ты, блять, все еще смеешь продолжать? — голос Сюэ Мэна дрожал и срывался. — Неужели совсем не уважаешь своего молодого господина? Ты бьешь моего Учителя! Это мой Учитель!

Скрепя сердце, Старейшина Цзелюй мог только притвориться, что ничего не слышит.

Легкие Сюэ Мэна были готовы взорваться от гнева:

— Ты оглох, гребаный старик?! Твой господин приказывает тебе остановиться! Если, если посмеешь ударить его снова, я... я… я...

Он застрял на этом «я» и не мог придумать, что сказать. Все-таки Сюэ Мэн был всего лишь пятнадцатилетним юнцом. Несмотря на гордое звание «любимца небес», его реальная сила и статус все еще были намного ниже любого из старейшин. В конце концов, покраснев, он мог только совершенно по-детски пригрозить:

— Я все расскажу отцу!

Старейшина Цзелюй потерял дар речи. Чу Ваньнин едва заметно вздохнул.

Девяносто семь ударов. Девяносто восемь ударов. Девяносто девять ударов. Сто ударов…

Ткань его одежд уже порвалась, все вокруг Чу Ваньнина было в крови.

Сюэ Мэн не мог больше это выносить. От переживаний его глаза покраснели, в какой-то момент он не выдержал и безрассудно бросился в зал. Чу Ваньнин внезапно открыл глаза и одним взмахом руки воздвиг барьер, который мгновенно разделил пространство надвое. Столкнувшись с невидимой преградой, Сюэ Мэн отлетел назад и чуть не свалился на землю.

Чу Ваньнин закашлялся кровью. Подобно удару молнии взгляд прищуренных глаз феникса полоснул по Сюэ Мэну:

— Позорище! Возвращайся туда, откуда пришел!

— Учитель!

Чу Ваньнин жестко отрезал:

— С каких это пор ради личной выгоды молодой хозяин Пика Сышэн смеет приказывать старейшине нарушить закон? Убирайся прочь!

Сюэ Мэн уставился на него широко раскрытыми глазами, в которых блестели капельки непролитых слезы. Мо Жань стоял в стороне, поглаживая подбородок. Уголки его губ все еще кривились в едва заметной ухмылке:

— Ой-е-ей, плохо дело, кажется, наш маленький феникс сейчас заплачет.

При этих словах Сюэ Мэн резко повернул голову и посмотрел на Мо Жаня. Его глаза покраснели, но сейчас он просто не мог позволить стоявшим в них слезам пролиться. Не жалуясь и не парируя, он отряхнул одежду, опустил голову и, стиснув зубы, встал на колени лицом к Залу Цинтянь.

— Учитель, этот ученик был не прав.

Чу Ваньнин все еще держал удары. Его спина была прямой и ни разу не склонилась, но лицо было бледным, а лоб покрывал холодный пот.

Не желая сдаваться, Сюэ Мэн сказал:

— Но я не уйду. Я буду здесь с моим Учителем.

В конце концов, он собирался стоять на коленях до самого конца.

Глаза Мо Жаня чуть не вылезли из орбит. Этот Сюэ Мэн... Сюэ Цзымин, Любимец Небес, до такой степени был предан Чу Ваньнину, что был готов даже поступиться своей гордостью. Для всех он был надменным фениксом и лишь для своего Учителя был готов стать кроткой перепелкой. Если бы Мо Жань не был так уверен, что Сюэ Мэн совершенно не интересуется мужчинами, то, вероятно, задался бы вопросом: а не был ли тот влюблен в Чу Ваньнина? Как бы там ни было, если бы Учитель решил дать Сюэ Мэну пощечину, то эта перепелка тут же смиренно подставила бы вторую щеку.

Остается только сдаться и признать его победу!