и придержать свой язык, не высказывая вот так в лоб эту нелицеприятную правду?

Они ждали довольно долго, пока глава вместе со следовавшим за ним по пятам юношей поднялся по трем тысячам ступеней, чтобы оказаться перед пагодой Тунтянь.

Чу Ваньнин удостоил их лишь мимолетным взглядом и снова отвернулся, чтобы продолжить изучать свой коготь.

Стоит упомянуть, что само принятие учителем ученика на Пике Сышэн довольно сильно отличалось от принятого во всех прочих духовных школах. В мире совершенствования была устоявшаяся традиция, когда учитель сам подбирал себе того, кто подойдет ему лучше всего. Сделав выбор, он возлагал руку на голову нового ученика и говорил: «молодой человек, я вижу в тебе хороший духовный потенциал, поэтому отныне ты будешь моим учеником». В такой ситуации ученик не имел ни единого шанса отказаться.

Бывало и такое, что наставник в ордене мог просто презрительно махнуть рукавом с холодной насмешкой заявить: «молодой человек, у тебя слишком высокий лоб, слишком тусклые глаза, череп слишком сильно выпирает, с такой внешностью ты не можешь стать моим учеником. У нас разные судьбы, я не приму тебя в ученики». И ученика не было не единого шанса проявить себя, прежде чем учитель вскакивал на меч и уносился в небесную даль быстрее убегающей собаки.

На Пике Сышэн было все по-другому: учитель и ученик выбирали друг друга.

Что это значит?

На Пике Сышэн было двадцать старейшин. Когда новый ученик вступал в орден, он сначала проводил некоторое время, живя и работая над собой рядом с ними. Сравнив старейшин и взвесив свои возможности, он мог передать письмо о намерениях тому наставнику, которого считал подходящим, тем самым выражая свое желание искать ученичества.

Если старейшина принимал его, то все складывалось идеально.

Если старейшина отказывал, ученик мог продолжать настаивать до тех пор, пока не сдастся наставник, либо пока не отступится сам ученик.

На первый взгляд старейшина Чу Ваньнин был исключительно талантлив и красив, поэтому можно было ожидать, что в любое время дня и ночи его двор до краев будет заполнен учениками, неустанно засыпающих его приглашениями стать их наставником. Но в реальности все было совсем иначе.

Насколько прекрасной была внешность Чу Ваньнина, настолько ужасным был его характер. Ходили слухи, что когда старейшина Юйхэн был зол, то хлестал учениц плетью так же безжалостно, как если бы они были учениками, а парней так и вовсе за малейшую провинность мог сбросить в пруд с ледяной водой. Не многие люди были достаточно смелы, чтобы искать такого рода ученичества. Поэтому перед воротами резиденции старейшины Юйхэна всегда было тихо и безлюдно.

Кроме Любимца Небес Сюэ Мэна и Ши Мэя, который был близким другом молодого наследника Сюэ, Чу Ваньнин никогда не принимал других учеников.

Все ученики предпочитали уважительно величать его старейшиной, вместо того, чтобы назвать учителем.

С нечитаемым выражением на лице Чу Ваньнин делал вид, что все это его это нисколько не беспокоит. Опустив голову, он продолжил возиться со своим модифицированным холодным оружием. Все, что он проектировал, от спрятанного в рукаве метателя отравленных стрел до аварийных свистков, предназначалось для защиты чужих жизней. Чем быстрее он закончит сборку, тем больше людей избежит страданий и смерти.

Поэтому он никак не ожидал, что Мо Жань без колебаний выберет именно его.

Нахмурив брови, он поглаживал шип на когте, размышляя о том, как его улучшить, не обращая никакого внимания на то, о чем говорили глава ордена и другие старейшины. Поэтому он далеко не сразу заметил, что гудящая от разговоров толпа вдруг подозрительно затихла.

В конце концов, он отвел взгляд от когтя и с некоторым нетерпением и непониманием на лице поднял глаза.

И увидел лицо.

Ослепляющее почти так же сильно, как лучи полуденного солнца.

Красивый юноша, запрокинув голову, смотрел на него снизу вверх. Уголки его губ изогнулись в легкой ленивой улыбке, а на щеках виднелись очаровательные ямочки. От него веяло дымом незатейливого быта простых людей и простодушной наивностью. Пара наполненных жарким любопытством черно-фиолетовых глаз, не мигая, смотрела на него.

Этот юноша был новичком и не знал правил, поэтому стоял так близко, что это было почти грубо и неприлично.

Когда этот юноша так внезапно появился прямо перед ним, Чу Ваньнин вздрогнул. Словно обжегшись, он рефлекторно отступил назад, и его затылок с глухим стуком ударился о ствол дерева.

Юноша широко открыл глаза:

— Ой.

Чу Ваньнин: — …

Юноша: — ...

— Что ты делаешь? — спросил Чу Ваньнин.

Юноша широко улыбнулся и сказал:

— Господин бессмертный, господин бессмертный, я так долго наблюдаю за вами, почему вы меня не замечаете?

Автору есть что сказать:

С каждым днем я все сильнее чувствую, что Корм для Рыбок Вэйюй похож глупого хаски с одной извилиной, и то кривой, его же Учитель напоминает сдержанного и неприступного белоснежного самоеда с очень нежным сердцем.

Ах, мне вдруг захотелось изменить название на «Хаски и его Учитель Самоед»

Глава 27. Этот достопочтенный приготовит миску лапши для тебя

У Чу Ваньнина закружилась голова.

Он винил лишь себя в том, что так увлекся, что забыл, где находится, и даже не заметил, что кто-то подобрался так близко.

Однако, что происходит? Откуда взялся этот ребенок? Ах, подождите, возможно, это тот самый Мо… Как же его имя? Мо Шао? Мо Чжу? Мо… Юй?[1]

[1] 墨 «мо» — чернила/тушь; сажа; грязь; черный, мрачный, порочный;

墨烧 «мо шао» — жарить грязь/порок/чернила, «шао» — сжигать/жарить;

墨煮 «мо чжу» — варить чернила, вываривать грязь, «чжу» — варить/кипятить;

墨鱼 «мо юй» — каракатица или черная рыба.

Чу Ваньнин привычно изобразил на лице выражение «не приближайся ко мне, чужак». Он быстро скрыл смятение и панику в глазах за длинными ресницами и напустил на себя обычную высокомерную отчужденность.

— Ты…

Он уже собирался открыть рот и отчитать не знающего приличий ребенка, как его вдруг схватили за руку.

Чу Ваньнин был ошеломлен.

За всю его жизнь никто и никогда не осмеливался так небрежно хватать его за запястье. Потемнев лицом, он застыл на месте, не зная, как на такое реагировать.

Вырвать руку, дать пощечину? Оставалось только еще крикнуть «наглец», чтобы сходство с оскорбленной девицей стало полным.

Вырвать руку, но пощечину не давать? Не будет ли это слишком слабой реакцией на такое бесцеремонное поведение?

Пока Чу Ваньнин замер в нерешительности, юноша широко улыбнулся ему:

— Что у вас на руке? Эта вещь такая красивая.