Матильда также думала о том, что, может быть, положение Пьера сейчас ничуть не лучше, чем их. Убить-то его вряд ли убили, а вот использовать в своих целях вполне могли. А ещё она не могла не думать о том, почему они прошли мимо Ренна. Как ни крути, Пьер был странной и загадочной личностью. С трудом верилось, что он заплутал. Возможно, он целенаправленно шёл к землям Рэндуилла. Ведь проговорился же граф, что они оказались вблизи чего-то важного.

Но и тогда оставалось непонятным – зачем Пьер напросился им в попутчики? Не проще ли было ему продолжать свою игру в Смерть, а про них забыть вовсе, оставив на дороге? Впрочем, именно это он, кажется, и собирался сделать поначалу. И, если бы Герик не понёсся за ним вслед, желая выявить его обман, они бы не были сейчас здесь. Они бы уже давно были в Ренне.

А теперь Матильда даже думать боялась о том, когда же вновь увидит белый свет. Они находились в подвале два дня – не так много, в общем-то, но этого времени хватило, чтобы в голову Матильды стали пробираться мрачные мысли о не менее мрачном, ожидающем её будущем. И всё чаще всплывала картинка того человека в колодках с израненной спиной, которого она увидела в день прибытия. Вдруг и их с Гериком ожидает подобная участь?

Немного успокаивало только то, что им принесли две овчины, и теперь не приходилось сидеть на голом полу. А также молодые люди могли видеть лица друг друга, потому что к стене прикрепили факел. Ко всему прочему, их кормили и кормили неплохо. Два раза в день, зато очень обильно.

И всё это могло значить то, что ни убивать, ни причинять им какие-либо увечия не намереваются. Но тогда для чего же их держат здесь? Не забыл ли граф о том, что у него «гости» в подвале обосновались? Хотя с графом-то как раз Матильда не особо хотела встречаться вновь. Мало ли что ему в голову взбредёт, когда он её увидит? На шее до сих пор красовались синяки от его рук, и при воспоминании о том дне, она буквально чувствовала, что, как и тогда, задыхается. Он легко мог бы убить её… Кем бы ни оказался Пьер, она должна быть ему благодарна. Ведь именно найденное Ратьяном у него кольцо спасло её жизнь и честь.

И было кое-что ещё, что не давало ей покоя. Она чувствовала себя неловко. Очень неловко. И даже не могла себе толком объяснить почему. Раньше она никогда не испытывала неудобств в общении с Гериком, но теперь не было ни одной темы, которую она бы могла затронуть или поддержать. Кроме разговоров о Пьере и графе Рэндуилле, они не говорили больше ни о чём.

А ведь когда-то они часами болтали о чём угодно и даже не замечали, как быстро пролетало время! Но то раньше… Когда она ещё была беспечной и счастливой. До того, как потеряла мать. До того, как отправилась на поиски сестры и брата. И, если уж глядеть в самый корень, – до того, как уехали отец с Аньес. Возможно, останься тогда отец дома, те наймиты не осмелились бы и близко подойти к их дому… А если бы и подошли, то всё бы не окончилось так плачевно. И мать была бы жива, и сестре с братом не пришлось бы убегать, а она сама просто вернулась бы в спокойный и тихий дом…

Возвращаясь мыслями к Герику и странной отчужденности, появившейся между ними, Матильда вспоминала слова Пьера. Прав ли он был, утверждая о симпатии к ней Герика – её друга?… Но ведь Герик был без ума от её старшей сестры, и она отчётливо помнила, как расстроил его внезапный отъезд Аньес в Англию. И помнила также, как несчастно он выглядел после. Ему было плохо в разлуке с ней, вдали от Аньес… И Матильда, вероятно, причинила ему боль, когда рассказала о письме от отца, о том, что у Аньес появился поклонник. Но ей хотелось, чтобы он, наконец, перестал тешить себя бесплодными надеждами. Ей было совершенно ясно, что Аньес никогда не будет относиться к нему серьёзно. А может быть даже, и не вернётся никогда домой. Если выйдет замуж там, в Англии… Ей не будет смысла возвращаться сюда.

Возможно, он прислушался к тем её словам. Возможно, он выбросил мысли об Аньес из головы. Но даже в таком случае, он не мог так скоро переметнуть своё внимание на неё. Это было не похоже на Герика, во-первых. А во-вторых, она всегда была рядом с ним, но он, тем не менее, никогда не смотрел на неё как на девушку. Что могло внезапно заставить его это сделать?…

Это просто забота. Забота по отношению к ней – его подруге, с которой он проводил так много времени и которая попала в большую беду. И, может быть, помогая ей, он думал об Аньес, о том, что она, Матильда, – её сестра, и хотя бы поэтому он должен за ней приглядывать. Вот этим-то чувством и вызваны все его косые взгляды в сторону Пьера и вечные с ним препирательства. Этим и ничем иным!

И Матильде удалось убедить себя в этом.

Но в другом убеждать себя смысла не имело – она сама стала иначе относиться к Герику. И в голове у неё перекрутилось очень много разных мыслей, прежде чем она поняла и призналась себе в том, что влюбилась в Герика. И когда только успела – она не знала… Однако она точно помнила, что после разговора с Пьером стала слишком много думать об отношении к ней Герика. И о своём – к нему. Тогда, быть может, она невольно внушила себе, что влюблена?

Как бы то ни было, в какую-то минуту сердце Матильды сладко замерло. Она когда-то давно, кажется, будто в прошлой жизни, так мечтала испытать это чувство… Так хотела, чтобы нашелся тот, на кого бы она неустанно смотрела влюбленными глазами, любуясь каждой чёрточкой лица… Тот, с кем бы она всегда находилась рядом и на чью грудь так приятно было бы склонить голову… И она почувствовала бы, как горит её тело от одного прикосновения любимого, о чем ей как-то поведала Аньес. И она узнала бы, как сердце может набатом стучать в груди при одном звуке его голоса – так говорила ей Беатрис…

И вот теперь, сидя в полутёмном подземелье, не зная, что ждёт её в будущем, испытавшая самое большое несчастье в жизни – она смотрела на того, кого привыкла все это время видеть лишь другом. Она не могла сказать, что испытывает те чувства, которые, ей казалось ранее, она должна была бы испытывать. Но, тем не менее, она ловила себя на желании дотронуться до его руки, которая лежала так близко к её руке, или порой ей отчаянно хотелось, чтобы он повернулся к ней и посмотрел на неё… как на остальных девушек.

Он никогда не смотрел на неё так, как на других. Она помнила, какие взгляды он бросал на других девиц, мимо которых они порой проходили вместе. С другими он всегда преображался: на лице сверкала какая-то особенная улыбка, какую он никогда не обращал к ней; глаза светились какой-то особой радостью, не той, которою он делился с ней; и разговаривал он с другими тоже по-особенному – не так, как с ней…

Её не волновало это раньше. Она снисходительно смотрела на все его разговоры с другими девушками, которые, бывало, происходили при ней. Усмехалась, когда видела, как девицы тают только при одном его взгляде на них. И никогда не понимала, что они все нашли в Герике. То есть она, разумеется, признавала, что он очень приятный в общении человек; и внешность имел довольно красивую, и тело было ладным. Но, может быть, потому что сама никогда не смотрела на Герика заинтересованно, Матильда не могла тогда понять, что видят в нём другие.

Почему же всё так внезапно изменилось? Почему она вдруг обратила на него внимание? Ей не хотелось думать, что Пьер открыл ей глаза. Получается, что, если бы не он, она бы так и продолжала считать Герика только другом и не смотрела бы сейчас на его спину так пытливо, молчаливо призывая его повернуться к ней?…