Она непроизвольно громко вздохнула, и Герик обернулся. Его лицо было как на ладони: прекрасно видно в отбрасываемом факелом свете, и Матильда с особым вниманием стала разглядывать его. Конечно, она знала, как он выглядит. Но… С огромным стыдом Матильда поняла, что даже не имела точного представления о цвете его глаз. Оказалось, что они были темно-серого цвета – темнее, чем у Аньес. Она досадливо поморщилась при этом невольном сравнении и тут же ужаснулась: она, кажется, ревнует к собственной сестре! Это было так нелепо… и очень плохо.

Также Матильда не замечала раньше, что брови у него темнее, чем волосы, и вразлет, а нос, как оказалось, – с едва заметной горбинкой. Лицо было узким, а щёки чуть впалыми – хотя бы это не стало для нее новостью, с облегчением подумала она. А вот на его губы она никогда прежде не смотрела так. Когда он что-то говорил ей – да, но это вполне естественно. И уж тогда она не рассматривала их форму, не отмечала, что нижняя чуть полнее верхней, а когда они растягиваются в улыбке – невозможно оторвать взгляд и хочется… поцеловать их. Поймав себя на этом бесстыдном желании, Матильда покраснела.

И только тут поняла, что Герик смотрит на неё и улыбается. Осознав это, она поглядела на него почти с испугом: понял ли он, догадался ли, о чем она только что думала? Она проклинала себя за то, что щёки стали гореть еще больше. Но это ведь мог быть и просто жар от огня. Что, конечно, странно, учитывая, что большинство времени, проведенного здесь, она дрожала от холода.

Матильда не могла отвести от него взгляда. И он не отводил. А она вдруг подумала, что ей на самом деле холодно – кисти рук были совершенно ледяными. Зато горели щеки и ещё… где-то внутри было очень тепло. Просто оттого, что он смотрел и улыбался ей.

Она переплела свои пальцы, крепко сжимая их в замок, и опустила взгляд на них. Дышать стало труднее, как будто по помещению не ветер гуляет, а духота стоит. Она чуть приоткрыла рот, чтобы облегчить дыхание. Но легче не стало. Она чувствовала на себе взгляд Герика, но не могла оторвать глаз от своих сцепленных пальцев.

Никогда прежде она не чувствовала подобного смущения в присутствии Герика. Но теперь посмотреть ему в глаза казалось пыткой. Она и отвернуться почему-то не могла. Так и продолжала смотреть в одну точку, не поднимая головы, хотя шея уже затекла находиться под таким углом. Сколько прошло времени она не знала, но была уверена, что Герик все ещё не отрывает от неё своего взгляда.

Она была не права?… Иначе бы почему?…

Он вдруг зашевелился, и она вздрогнула от неожиданности. Боковым зрением Матильда увидела, что он поднялся с другого конца овчины и сделал шаг к ней. Сердце затрепыхалось в груди. Беатрис ей рассказывала о чём-то таком! Она не могла сейчас вспомнить точные слова сестры, но сказала она тогда что-то вроде: «когда он делает шаг мне навстречу, я одновременно пугаюсь не знаю чего и наслаждаюсь этим коротким мгновением перед тем, как он коснётся меня. А сердце так и скачет!..». Кажется, она сейчас чувствовала себя почти так же…

Тень упала на неё, когда Герик остановился и пристроился рядом с нею. Она непроизвольно отодвинулась, глядя на него широко распахнутыми глазами. Но застыла, когда он снова улыбнулся ей – на этот раз по-другому… с грустью?

Матильда уже полностью запуталась в чувствах и не доверяла своему зрению. Теперь будет казаться невесть что!

– Тебе холодно.

Она, словно со стороны, наблюдала за тем, как он берет её руки в свои. И в первый раз поняла, какие большие у него ладони по сравнению с её. И кожа у него более загорелая, чем у неё. Наверное, лишь потому, что она по настоянию матери каждый день мыла лицо, руки и шею ромашковым отваром: чтобы кожа не была так вызывающе темна. Сначала она спорила с матерью, не понимая, зачем ей быть бледной, но потом сдалась. Ей было несложно пойти на уступку в такой малости. Да и какая ей, в сущности, разница?…

Так странно, что подобные мысли приходят к ней сейчас. Он греет её руки, а она думает о цвете своей кожи!.. Невольно Матильда улыбнулась и сжала его пальцы, наслаждаясь разливающимся по телу теплом.

– Ты изменилась, – заметил Герик.

– В самом деле? Тебе кажется, – отмахнулась Матильда, стараясь выглядеть невозмутимой.

Если он ещё ничего не понял, так скоро поймёт, потому что она совершенно не умела притворяться. Она даже чуть-чуть жалела, что рядом нет Пьера. По крайней мере, его болтовня отлично отвлекла бы.

– Не кажется, – помотал головой Герик. – Изменилась. После того, как он что-то наговорил тебе.

Матильда опустила голову, чтобы Герик не разглядел выражения её лица. Конечно, для него её скованное поведение не могло пройти незамеченным. И трудно было не понять, после чего вдруг всё так поменялось. Но он даже и не представляет, о чём говорил ей тогда Пьер…

– Пьер всегда несёт чепуху, – только и сказала она.

На этом их короткий разговор окончился.

Они посидели так в молчании еще некоторое время. А потом Матильду заклонило в сон. И, уже в полудрёме, она облокотилась на плечо Герика и улыбнулась, когда он обнял её, прижимая к себе крепче.

Однако долго поспать ей не дали. Матильда подскочила от гулкого звука шагов за дверью и переглянулась с Гериком. Парень выглядел, как и она, настороженным. Еду приносили всего несколько часов назад, и это значит, к ним идут с иной целью.

Послышался лязг открываемой двери, а затем в проёме показалось уже хорошо знакомое пленникам лицо тюремщика. Всё это сопровождалось каким-то мягким звяканьем. Тюремщик тут же исчез из их поля зрения, уступая место тому, которого почему-то и Матильда, и Герик никак не ожидали здесь увидеть.

В подвал вошёл Пьер. И несколько последующих минут Матильда и Герик не могли выдавить из себя ни слова: настолько поразительным выглядел Пьер здесь, в этом мрачном подвале.

Дверь за ним с характерным скрежетом затворилась. Пьер поморщился и перевёл взгляд на бывших спутников. Те смотрели на него, будто не узнавая, и это чрезвычайно развеселило Пьера. Но он удержался от смеха и сделал шаг им навстречу.

Матильда же, увидев, что Пьер с видимым усилием удерживает на лице серьёзную гримасу, пришла в себя. Похоже, прав был Герик, а не она. Потому что едва ли простой человек мог позволить себе нарядиться вот так, как сейчас был одет Пьер.

Его ничем не примечательное сюрко сменилось другим – из дорогой, бархатной красной ткани с расшитыми на ней многочисленными узорами. Поверх него красовался короткий зелёный котарди с расшитой серебряной нитью горловиной и низом. Помимо прочего, на нём были узкие чёрные штаны и чёрные же туфли с длинными острыми носками. К последним и были прикреплены два серебряных бубенчика, издававших услышанный ими чуть ранее звон.

Совсем не обязательно было так наряжаться для того, чтобы спуститься в подвал и переговорить с пленниками. У Матильды мелькнула нехорошая мысль, что он таким образом хочет показать своё нынешнее превосходство над ними. Но, как бы то ни было, даже в таком образе она была рада, наконец, его увидеть. Но свою радость показывать не спешила, а так и продолжала молча глядеть на него, ожидая, что скажет он.